В больничный парк пошли на перекур.
Скурили по одной довольно быстро,
а по второй - неспешно. Для души.
Здесь в ноябре случается порой:
промозглый день, дойдя до середины,
споткнётся, влажный, серый упадёт,
и май над ним расплёскивает солнце,
и воздуха сквозное мельтешенье,
как в гомеопатической аптеке
люцерной, хвоей, миртом захлестнёт.
Стоишь немного пьяный, краткий май
остановисьмгновеньем называешь,
и вторит мыслям – страстно горячо
котов больничных рыжая капелла.
Тут закричала санитарка Ира:
- Смотрите, прилетели!
Вдалеке
сухая туя распластала ветки
(давно пора бы мёртвую спилить…
Когда канючит неумолчный ветер,
она скрипит – так жалостно, хоть плачь)
Но туи будто не было сейчас,
точней, от нижних веток до верхушки
её сокрыла, облепила жизнь –
я первый раз увидела грачей,
воочию. Смотрела потрясённо
на толпище чернющее. И мне
рассказывала Ира:
- В нулевых,
кажись, в две тыщи пятом, февралём
такая стужа прилетела с моря,
что лебеди вмерзали в бухту. Мы
ломали лед у берега, спасали,
а вот с грачами было тяжелей –
пугливые ведь… в руки не давались,
сидели на деревьях, и когда
их стужа ледяная опаляла,
они…
сама секунду помолчав,
сказала:
- Птицы падали на снег…
обрушивались как…
обугленные груши!
У меня вдруг за грудиной
расправилось грачиное крыло,
сверкнув на солнце нежным перецветьем,
и клюв грачиный, бледно-восковой
медлительное сердце уколол.
- Ира, вы..
Вы тоже любите Бориса Пастернака??
Ира покраснела:
- Кого?
Бориса??
Сплетничают всё!
Завхоз наш новый,
он мужик приметный.
Красивый даже..
да опять -
женатик.