Я пахну перегоревшем спиртным.
Одиночеством.
Людоедством.
Вечно в чужих ботинках.
Крыльях.
Руках.
Я держу обмороженные ромашки –
Они для меня целый мир,
как Африка на фотоснимках.
На старом ремешке часов
осталось нелепое детство –
полет космических пузырей
из детского мыла
в систему «Медуза».
Это где нынче стоянка.
Жили там одуванчики и пырей
(замечательное соседство).
Остались лишь памятка стужи,
мат алкашей, бесконечная пьянка.
И желтый фонарь,
качаясь, глядит мертвым глазом,
в мое, еще детское сердце.