Первый входящий в неспешность вод
будет убит золотым копьём
жадного солнца. И не войдёт
больше никто в этот водоём,
где глубина превосходит ум
самого мудрого из людей.
Если же будет Второй, — ему
не подступиться к немой воде,
что равнодушно течёт во снах
всех беспокойных, искавших жизнь.
Коли осмелился он восстать —
значит, собою не дорожит.
Ливень из копий ударит в лоб.
Выдержал? Будет ещё больней.
Даже земля затрясётся, чтоб
выплюнуть жар, закипевший в ней,
грозное солнце нахмурит лик
и занесёт над безумцем меч.
Если не свалится в пасть земли,
значит, придётся безглавым лечь,
кровью своей напоив песок.
Меч просвистел, не задев виска.
Вот он подходит, силён, высок,
будто бы круча прочнейших скал.
Солнце плюётся закатом в грудь,
лава шипит позади ужом.
Надо лишь раз глубоко вдохнуть,
в воду войти... Раздаётся гром
в недрах разинувшей пропасть-пасть,
яростно взвывшей земли, и вновь
подняты копья... Неужто — пасть
в пламень бегущих за ним валов?
Снова взлетает из копий рой.
Солнце уверенно горячо.
...Но почему не упал Второй?
Третий стоит за его плечом
и подаёт обожжённый щит.
Солнце беснуется вдалеке,
больше не воет земля — визжит.
Третий Второго ведёт к реке.
Следом — Четвёртый, а дальше — сто.
Ночь наступает. Миллиарды солнц
песней своей заглушают стон
гаснущей лавы.
И сбылся сон
всех беспокойных, искавших жизнь —
вот она, звёздная глубина.
Значит — нырять и внутри кружить,
хоть никогда не достать до дна.