Там так красиво, там ночь стережёт апельсины, пока у нас никакого сладу с темнеющим солнцем. Меня по-прежнему кроет внезапным и обсессивным. Однажды, друг мой, я утром проснусь древесиной и у меня будет шрам от топорика между кольцами. А там красиво, там люди живут по старинке и удивляются каждому шороху между мирами. Как я хотел бы уехать, забрав свою жизнь из починки, но говорят: там нельзя носить ауру, тело, ботинки с таким лицом, будто что-то внутри уже век умирает. Там так не следует, друг мой, у рек, где вода столь живая, что будет стыдно смотреть в её гладь с чёрной внутренней тушью. Там нужно слышать, как плачет звезда и хрустят караваи, куда нам, мы выживаем и слышимость нулевая, или так кажется всем, кто забыл, что умеет слушать. И ты, наверное, видел то счастье и тамошний трепет, ты не трещишь по волокнам, не носишь топор под грудью. В пустой борьбе - кто меня возродит, а кто просто скрепит, я вновь и вновь просыпаюсь ни с кем в голове-склепе и понимаю: один в поле воин, других не будет. Но если я прекращу говорить с тобой (сон переводит) и сознавать сердцем: Там это Здесь мне не хватит силы,
тогда однажды, друг мой, поутру я проснусь древесиной и из меня смогут выпилить гроб нераскрытой свободе.