Азия держит меня в объятиях,
жёлтых, как осени лик, как огонь
в окнах больничных камер.
Наш эшелон до обрыва докатит ли?
Курим, ругаемся, пьём самогон,
вертим колёса руками.
Едем к тебе! Пелена жёлтых вод
рвёт моё жадное горло, стекает
в мой неживой пищевод.
В толстом гранёном стакане
мир для того, кто, алкая
взглядов твоих, ловит пулю в живот –
нынче амуры стреляют
лучше любого солдата.
Их обучали на снайперов в школе
пятого круга ада.
Об пол не раз ударялся башкою
я от любви их заряда.
Вот я – осенний, живой, первоснежный.
Помню тебя третий вечер подряд.
Сердце совсем разомлело от нежности.
Утром упорно бодрят
чашки чужого напитка, чужие
песни о жёлтой воде, хризантемах,
жёлтых цветах. Мы мертвы, но не жили.
Я на рояле стучу нашу тему.
Ре-ре-ми-фа.
Жёлтые воды зальют небоскрёбы,
имя твоё смоют с плоскости рамы.
Клёкот потоков пробился под рёбра.
В волчьем бреду шлю тебе телеграммы.
Взгляд твой монгольски-горячечный жжётся.
Дай мне не стать победителем спора.
Если я выйду из комы, то
я по цепи поднимусь из колодца,
в фуре пустой выжму газ до упора,
выбегу к жёлтому омуту.
Тот, что стрелял в меня, вряд ли был взводным,
чувствую, боль моя стала железной,
рана моя – от ружья полкового.
Азия смотрит покоем безводным.
Чтобы воспеть красоты её бездну,
я отрекаюсь от слова.
И я бессловесно писал мемуары
о том, как посмела ты мне отдаваться.
В боязни, что ты обречённо-больна,
нёс с почты какой-то хлам.
Проснувшись, читал этикетку товара:
“Любовь. Made in China. Две-тыщи-шестнадцать.
Над качеством будем работать, коль нам
велит пятилетний план”.
2016