Данное произведение основано на реальных событиях и не преследует своей целью разжигание межнациональной розни и вражды между населением.
А также, не стремится оскорбить чувства верующих всех конфессий, религий и вероисповеданий. Имена и названия искажены, все совпадения случайны.
В рассказе намеренно сохранены лексика и эмоции собеседника.
Начну свою историю с 1994 года.
Было начало декабря или конец ноября, уже точно не скажу.
Приехали мы с моими компаньонами по объявлению. У нас был мелкооптовый склад и тогда это были мои первые шаги в бизнесе. Нам нужна была газированная фруктовая вода.
В то время польская вода уходила на ура и на ней тогда можно было неплохо заработать. Вот я и нашел объявление.
Денег у нас было не много, всего на шесть поддонов. Собрали мы их в мешок, тогда фантики были у нас, мы тогда все миллионерами, по-моему, были.
Собрали, значит, мы мешок этих фантиков. Получился такой увесистый пакет и проехали на улицу Беломорскую, на оптовый склад, за водичкой.
Так как сам я местный, жил в этом районе, доехали мы быстро. Приехав туда, увидели стоящие во дворе три фуры с польскими номерами и подумали:
- Слава Богу, воды много, три фуры, нам хватит. Поднявшись в офис этой конторы наверх, на второй этаж, мы увидели сидящих там азербайджанцев. Очевидно, таких же покупателей, как и мы. Человек пять или шесть.
Чуть дальше, в глубине склада, я разглядел рабочих, которые там работали. Неожиданно для себя, чисто автоматически, я отметил, что все они были армянской национальности.
И для меня это было большим удивлением, так как будучи во время срочной службы в армии в Нагорном Карабахе, и видя ту ненависть, которая тогда там творилась, а в принципе прошло не так много времени с тех пор, я был немного в таком легком шоке.
Посмотрев на азербайджанцев и оценив то количество денег с которыми они сюда пришли, а они были все с мешками денег, мы с моими товарищами пришли к заключению, что денег у них на все три машины хватит и даже больше.
На что мои компаньоны, оценив обстановку, сказали:
- Нечего тут ловить, поехали отсюда дальше по объявлениям.
Зная о вражде и о конфликте, которые происходили между двумя нациями, я предложил не торопиться, а сесть спокойно и подождать.
Потому что я точно знал, что если у армян будет шанс продать хоть часть машины не азербайджанцам, они это сделают. И вообщем-то мои надежды оправдались, что в свою очередь нас тоже всех повергло в шок. И сейчас, я Вам расскажу почему.
Значит, представьте себе такую картину. Сидят люди в небольшом офисе, такой зал, квадратов тридцать, максимум сорок, наверное. Просторный довольно таки, диванчики стоят кожаные, столики журнальные с газетами.
И вдруг, выходит к нам миловидная армянская девушка, лет восемнадцати.
Такая молоденькая красавица, и предлагает нам чай, кофе, с подносом. Там у нее, значит, чайничек, чашечки.
Подходит сначала к азербайджанцам и предлагает там, улыбаясь.
Потом подходит к нам.
И тут мой взгляд встречается с ее взглядом и происходит нечто, как говориться, необъяснимое.
Когда наши глаза встретились, я почувствовал, что знаю эту девушку.
Она, взглянув в мои глаза и окинув меня беглым взглядом, поменялась в лице, и у нее выступили слезы.
Поднос с чаем и кофе, со всей этой "снедью", выпал у неё из рук.
В общем, несколько чашек разбились. Там такой бедлам был.
Закрыв лицо руками, она отвернулась и резко убежала.
Все азербайджанцы неодобрительно посмотрели на меня. Но еще круче на меня смотрели мои компаньоны.
Мой бывший капитан по службе, а ныне компаньон по бизнесу, Семён Аркадьевич, сидя рядом со мной, посмотрел на меня и шепчет мне на ухо:
- Ты что ее изнасиловал что ли?
А я говорю, Аркадьевич, ты что, дурак?! Я вообще никогда с женским полом не разговариваю, не то что там ударить или изнасиловать.
В общем то, пауза длилась недолго. Проходит минута, может две, ну это мне показалось, что она была долгой.
На самом деле, когда было это ожидание, для меня пролетела целая вечность.
Выходит бравый такой армянский молодец, вот такого крупного сильного телосложения, накачанный такой.
За ним другой, пожилой мужчина, чуть преклонного возраста, ну в годах уже, за пятьдесят наверное, седой такой.
Этот молодой, значит, уставился на меня. А тот что постарше, он так подходит и так вежливо мне говорит:
- Извините, а вы, говорит, не служили в Нагорном Карабахе? А в частности в Русских Борисах?
Я говорю, ну да, было дело. Вот.
И нашей делегации так вежливо предложили пройти в кабинет, что невозможно было отказать.
Войдя в кабинет, мы увидели просторный зал, посреди которого, были сдвинуты глиняные столы. Типа, как на свадьбе или на банкете. На одной половине лежали "калаши" с рожками, а на другой половине стояла еда. Что-то типа, лавашей. Не помню что конкретно, но так видимо принимали трапезу.
В общем, поблагодарили они меня, пожали мою руку, спросили как зовут. Девушка в углу сидела и рыдала. Лишь искоса глядя на меня, она иногда быстро бросала взгляд в мою сторону. Потом подошла ко мне.
Старший из этой группы армянин обнял её. Это был ее дядя, родной брат её отца.
Отец девушки был третьим в семье. И он погиб в Нагорном Карабахе при трагических обстоятельствах, я это чуть позже расскажу.
И только тогда, когда она подошла ко мне, и поблагодарив пожала мне руку, я взглянул в ее зареванное лицо. И вот тогда, я узнал в этой девчонке...
Это были события, наверное трёх летней давности. Сейчас я Вам и расскажу, что произошло.
В общем, забрали меня в армию. На момент тех событий я отслужил уже почти год. В девяносто первом, где-то.
А попал я во внутренние войска. В ташкентские оперативные войска специального назначения.
И где-то в конце мая мы получили приказ о выдвижении нашего полка в республику Нагорный Карабах, в частности в село Русские Борисы.
На сборы, наверное, недели две было. Усиленная какая-то подготовка была каждый день.
Потом по команде погрузили свои манатки. Что-то в БТР-ы засунули, что-то на себе. У кого рюкзаки какие-то были, то есть вещь-мешки. В общем, погрузили свой нехитрый скарб и - на поезд. И двинулись мы в Нагорный Карабах.
Едем, значит. До Каспийска мы добрались на Ж/Д транспорте. Сняли БТР-ы, отъехали к Уралу, погрузились и дальше ещё ехали, по-моему, часа четыре на машинах.
Дороги тогда, как таковой, там в принципе не было. Я помню только, что она, дорога, всю душу из нас вытрясла.
Многих тогда славных бойцов вывернуло прямо в кузов солдатских Уралов. Ну, да не об этом сейчас.
Так вот. Уралы шли через полуметровые валуны, медленно переваливаясь.
Должен признать, что техника у нас очень надежная. БТР-ы также терпеливо ползли за нами. И наконец, мы прибыли в Борисы.
Расположились мы в лагере. Через чей-то посёлок, там протекал ручей.
Грубо говоря, поселок, на две половинки. Вот.
Одна половина армянская, другая половина азербайджанская. Испокон веков они там прекрасно уживались.
И в принципе, все было нормально, ну как-бы ничего, в плане военных действий.
Конечно, были перестрелки какие-то у нас тогда, но в принципе мы потеряли из полка всего одного человека.
Мы стояли в отделении. Как бы разделяли протестующие стороны самого населения.
Узбеки у нас были. С пол роты было узбеков, с пол роты русских.
Русские армян охраняли, узбеки охраняли, соответственно, азербайджанцев.
То есть, все было по вероисповеданию, но жили мы все вместе.
У узбеков наступал какой-то праздник тогда, и молодые солдаты сидели и трое суток натирали казан до блеска. Он уже блестел как зеркало. В него можно было смотреться. В нем, на ярком летнем солнышке, играли солнечные зайчики. Это было так клево.
Но, есть в солдатском лагере, кроме картошки, было нечего, и нас, вообщем то, баловало армянское население.
Ещё наливали нам «чачу», которую пить много было вообще невозможно.
Ну, как бы, и водка у них тоже была, правда какая-то паленая. Её тоже много не выпьешь, но нам в принципе было по барабану, что пить, мы пили все что горело. Что в армии солдату ещё надо…
И тут началось...
Девочка Гаянэ.
В то утро она и ее семья, завтракали. Мать послала Гаянэ зачем-то в подвал, то ли за молоком, то ли еще зачем, я уже не помню. Он спустилась в погреб, и в этот момент мина, пробив крышу, разовалась прямёхонько в середине стола.
Отец, мать и два брата были убиты на месте, одним взрывом. Взрывной волной была выворочена стена.
Дома делались из камня, кирпича и каких-то блоков. В общем, из всего, что под рукой было. Из чего находили, из того и лепили.
Фасадная часть стены была обрушена, так что когда мы зашли во двор, картина была ужасная.
Лежащие разбросаные в небольшом помещении тела... Все черное от копоти...
Когда Гаянэ вылезла из подвала, оглушенная и немного контуженная, она увидела своих погибших родных. И тут она точно сошла с ума. Да-да, на самом деле.
Мы видели, как девочка бесновато носится, как загнанный зверь, боясь любого человека. Она просто убегала от нас всех.
Одета она была в ночную рубашку, то есть больше на ней ничего не было.
Когда-то эта рубашка была бело-розового цвета, ну она как платье, в принципе. То есть, если бы на ней было чуть больше, допустим, зеленого или синего, то она вполне бы сошла за платье.
Но, так как там были какие-то розовые вставки, становилось понятно, что это ночная рубашка.
Мы когда застали эту картину...
Моё отделение сопровождало оперативно-следственную группу офицеров.
Мы оцепили территорию и зашли в дом, чтобы осмотреть повреждения. Описывали и документировались буквально всё.
Кроме меня, было трое офицеров, один дознователь, один фотограф и ещё кто-то.
У меня в отделении был солдат, не помню как его зовут, дагестанец был.
И первое что он сделал...
На входе там был рукомойник и только-только открытый кусок мыла.
Причем мыло было, ну, такое импортное, хорошее. Не знаю, где они его взяли тогда. Такое душистое было...
Мыло конечно у нас в Карабахе в дефиците было. И он это мыло прикарманил.
Я помню ещё так строго посмотрел на него, ну мол у людей горе, а ты типа что тут мародерничаешь.
Но, зная наши потребности в мыле, чтобы просто помыть руки... Некоторые из нашей роты уже страдали поносом. Дизентерии конечно не было, но жара...
Когда произошел этот артналет на поселок, население начало эвакуироваться из поселка.
Бежали все. И армяне и азербайджанцы. В основном бежали азербайджанцы, почему-то. Скорее всего потому, что они боялись мести со стороны армян.
Часть армянского мужского населения ушли в горы. То ли партизанить, то ли еще что-то.
Мы тогда поделились с ними патронами, что у нас были. Но, попросили, чтобы они этими патронами не стреляли в нас. Не важно там - русский, узбек.
Они своё слово сдержали. Боевых столкновений в поселке больше не было.
Но периодически кто-то появлялся с азербайджанской стороны, распространял какие-то слухи, и вообщем-то, зажиточные азербайджанцы, особенно у кого были какие-то там накопления, ринулись все в эвакуацию, то есть неважно куда, лишь бы подальше от войны.
И комбат наш, господин Камаев, падла редкостная, собирал деньги с них.
Ну, в основном любил брать золото, потому что это твердая валюта, и не брезговал ничем.
Ни телевизорами, ни видеосистемами... Навывозили телевизоров и видеомагнитофонов на Уралах столько... При этом, заметьте, это был 1991 год!
Этот Урал с видаками, наш камбат потом благопалучно отправил в Ташкент. Машина, говорят, разбилась где-то. Не доехала. Она попросту не выдержала тяготы драгоценного груза и плохой дороги. А может спер кто или плохо упаковали.
Я был старшиной взвода и обеспечивал пропуск оплативших свою эвакуацию пассажиров, в основном азербайджанской национальности, на взлетную площадку вертолета.
Прилетали к нам ребята летчики из Каспийска. Был капитан и старший лейтенант.
Смотрели они на меня по началу, конечно, очень недобро. Потому что думали, что я с комбатом заодно. Азербайджанцы конечно рассказывали летчикам, во что им обходится перелет и пропуск на вертолетную площадку.
Ну, крутились летчики, делали по несколько рейсов в день. Забирали по двенадцать человек, плюс какой-то груз доставляли и назад что-то везли.
Когда произошло второе боевое столкновение, у населения началась просто дикая паника.
Человек триста, наверное, штурмовали вертолетную площадку, с целью улететь.
А произошло это, наверное, дней через пять после первого обстрела. А может, четыре, уже точно не помню.
Но сейчас я Вам расскажу, что было в перерыве между этими пятью днями.
Состояние у всех было удручающее. После увиденных трупов, местное население было в шоке. Как азербайджанцы, так и армяне. Причем азербайджанцы боялись больше, так как понимали, что сейчас будет «ответка» с армянской стороны, и что ни о каком мире речи больше идти не может.
Поселок жил в предвкушении скорой беды какой-то.
Дни были тяжелые, мрачные, хотя погода и была солнечной.
Когда военные ушли, девочка Гаянэ сразу убежала из разрушенного дома, руины которого быстро растащили.
Не знаю кто это сделал, армяне или азербайджанцы, но съестного ничего не осталось. Всё унесли.
Как-то вечером, уже перед самым закатом, минут за двадцать до темноты, я отошёл от полевой кухни с котелком, и присев неподалёку, увидел какой-то призрак в лесу.
Сначала я подумал, что на нас кто-то хочет напасть.
Аккуратно поставив на землю котелок, я скинул с плеча автомат. Для полной уверенности в своих подозрениях, я решил взглянуть в прицел снайперской винтовки. А взглянув, понял, что это та самая девчонка. Ну, которая бегала.
И вот она, ютилась в лесу, возле нас.
Я дал другу посмотреть в прицел и он подтвердил моё наблюдение. Это точно была она.
Она, понимаете?! Из этой семьи, что погибла. И просто каким-то чудом осталась жива.
На ней всё ещё была та самая ночнушка. Перемазанная, вся в пыли, она пряталась и скрывалась от нас.
Её белое одеяние, в маскировке копоти и грязи, все равно хорошо было видно.
Я до боли души осознал, что она уже вторые сутки ничего не ела.
Я подошел к «дагу», который забрал в её доме кусок мыла, которым мы все уже не один раз помылились, и забрал то, что от него осталось.
Затем я поставил свой котелок с едой на небольшой пенёк. Забрал там у ребят еще хлеба и оставил ложку. И положив рядом со всем этим кусок мыла, я удалился.
Краем глаза я видел, что она наблюдала за мной. Не знаю, наверное, метров с пятидесяти.
Утром я вернулся к тому самому пню.
Ложка вылизанная, все облизанное, все чисто, хлеба нет, мыла нет, котелок на месте.
Девочке я оставил обед и ужин. Завтрак мне не удалось оставить.
И так мы несколько дней ее кормили. Когда не мог я оставлять, я просил кого-то из бойцов. Ну, в общем завтрак обед и ужин у Гаянэ был.
И вот, наступил тот день, когда прошел слух, что будет второй минометный обстрел. Причем, всё с армянской стороны, по-моему, а может и с азербайджанской, точно не помню. Слухи ползли тогда и оттуда и оттуда.
Большинство азербайджанцев ломанулись штурмовать вертолет. Состояние в поселке было очень испуганное.
В этот день с утра пришел вертолет, часов в одиннадцать или двенадцать. И местные жители лавиной двинулись в его сторону.
Ну, на данный борт, билеты уже давно были все проданы нашим комбатом.
Мой взвод стоял в оцеплении вертолетной площадки. Но я чувствовал, что долго толпу мы не сможем удержать. И подойдя к летчикам сказал:
- Ребята, как посадим всех, давайте взлетайте сразу, иначе нас всех сомнут.
Те взглянули на меня, как на козла, котрый собирает со всех бабки, для которого нет ничего святого, хмыкнули что-то себе под нос и сказали, что:
- Парень это твои проблемы, но ладно, мы взлетим.
И тут, естественно, бойцы толпу не удержали. Кто-то из пацанов стрельнул в воздух очередь. Не помню кто уже, но толпу это не остановило.
Все понимали, что стрельба идет в воздух, хоть и боевыми потронами, но все равно народ ринулся.
И в этой толпе я увидел эту девчонку....
Однажды, я увидел Гаянэ во время гибели родителей. В другой раз, в лесу, через прицел.
А здесь... Я в первый раз увидел её вблизи. С близкого расстояния.
Представьте себе, вертолёт МИ-8, с открытой боковой дверцей, стоящий на площадке.
Представьте народ, сметающий солдат, первого оцепления. Волна людей в миг покрывает последние двадцать метров до вертолёта. А там, перед вертолетом, только пятеро моих бойцов, скрутив руки замками, сдерживают эту толпу.
И вот, сквозь эту толпу, стоя на борту вертолёта, я увидел Гаянэ, которая тянет ко мне кусок мыла...
Если все остальные тянули мне золото, какие-то перстни, кулоны, брошки, калье какие-то, деньги пачками, то здесь... У неё больше ничего не было...
То есть, она мне тянула тот самый кусок мыла!!!
Не знаю, что она хотела этим сказать. Может:
- Узнаешь ли этот кусок мыла?!
Или:
- Вот.... у меня больше ничего нет... Не знаю.
И когда я увидел этот протянутый кусок мыла, у меня сжалось сердце.
Я крепко схватил её за руку, чуть выше кисти, и изо всех сил рванул её из толпы на борт.
Когда я втащил её в вертолёт, толпа попыталась её сбросить обратно.
Выходит командир вертолета, и я ему говорю:
- Слышишь, капитан, еще одного на борт возьми?! А он мне говорит:
- Она же без билета, что же ты её на борт сажаешь? У меня полная загрузка, типа, я с ней не взлечу, она лишняя.
На что я ему говорю:
- Хорошо. Хватаю ближайшего мне азербайджанца, и...
Я помню его глаза. Когда я посмотрел на него, он вскинул руки и понял, что его сейчас выкинут.
- "Ты!", сказал я и тукнув пальцем в его сторону, попытался схватить его за шиворот.
Он руками вцепился в мою руку, не дав мне произвести захват, и получилось так, что я схватил его за пальцы одной рукой. Я отпустил его руки, снова схватил его за шиворот, сдернул его руки с сиденья и пинком выкинул из вертолета.
- На следующем улетишь, прохрипел я.
Когда я выхватил его руку, в моих руках оказался его золотой перстень. У них, у этих азербайджанцев, на каждом пальце там было по пять-шесть этих побрякушек. Сидел такой весь, как новогодняя ёлка, увешанный цацками.
Я развернул капитана и сказал:
- У тебя еще килограмм тридцать в запасе есть.
А он мне:
- Добро!
Я посадил Гаянэ. Осознав, что у меня в руке что-то лишнее, я раскрыл ладонь и увидел перстень.
А дальше... Гул вертолетного двигателя, сбивающий с ног поток воздуха от бешено вращающихся лопастей взлетающего вертолета, крики толпы и паника оставшихся на земле людей.
Секунды проносились с бешеной скоростью.
На прощание, я схватил девчонку за руку и пожелал ей счастливого пути.
И в момент этого рукопожатия, я вложил ей в ладонь перстень.Так Гаянэ улетела.
Когда я посадил её в вертолёт, старший лейтенант, помощник командира, видел через открытую дверцу кабины, как я посадил девчонку и выкинул азербайджанца и закрыл борт. И что я вложил ей что-то в руку.
Он тогда сказал мне:
- А я был худшего мнения о тебе, а ты ничего.
Нормальные мужики оказались, довезли девчонку.
И когда мы уже встретились с ней в Москве, в офисе, Гаянэ рассказала мне, что было дальше.
Так как вертолетчики были Сызранские, они её как-то переправили. То ли на вертолете, то ли попутным бортом.
А в Сызрани она купила билет, продав этот перстень и добралась до дяди.
Спустя годы, мы как-то с ней разговорились. Я спросил её:
- Гаянэ, а почему мыло?
Она в общем то, тоже затруднялась ответить, почему. Говорит:
- У меня смешанные чувства были. Я хотела узнать... Я думала, ты меня не узнаешь... Ведь ты меня никогда не видел в лицо, потому что мы с тобой никогда не виделись близко... Я была перемазанной, чумазой... Мы близко с тобой никогда не разговаривали.
А меня среди солдат она отличала по фигуре.
Теперь о том, что происходило в офисе. Когда я вкратце рассказал свою историю, а Гаянэ, соотвественно, свою, своим старшему и среднему дяде, что происходило с ней там, армяне мне дальше задали вопрос:
- А ты, говорят, зачем сюдя приехал?
Я говорю, за водой.
- А сколько воды возьмешь?
Я говорю, ну денег у меня всего на шесть поддонов. А они мне:
- А три фуры возьмешь?
Я говорю, что я то возьму, но у меня денег нет. А они мне:
- Мы тебе в долг дадим, когда деньги вернешь?
Ну, подсчитали. Я назвал дату. Договорились через неделю. И ровно день в день я привёз им всю сумму.
С тех пор мы с ними очень подружились.
Годы шли. Гаянэ вышла замуж. У них родился первенец. Андреем назвали.
Я догадываюсь в честь кого. И недавно я познакомился со своим тезкой.
Иван Береза. Москва. 8.11.2016 год.