Моя муза теперь с поварёшкой,
Мы готовим с ней праздничный ужин.
Жар экстаза на кухне не нужен,
Поэтический отдых заслужен.
Мы мешаем стих мерною ложкой,
Пыль стираем со времени полок,
Вспоминая, как многоупорно
Под раскаты небесного горна
Упражнялись в тщеславии чёрном,
Холод чей был и долог, и колок.
Мы искали признанья толпою
На заваленной полке для специй.
Прочь рвалось бестолковое сердце
В переливах терцин (или терций),
Билось алой горячей стопою.
А теперь – тишина выходного,
И алоэ, одетый в рудракши,
И уже подгоревшая каша,
И былое отныне неважно
В свете нынешнего иного.
Бытия убежав во спасенье,
Мы нашли красоту среди быта:
Дверь открыта, посуда помыта,
Всё постигнуто, всё пережито,
И мы варим глинтвейн из забытого,
Отмечая своё воскресенье.