Ноябрь. Снег падает и тает.
Гниль листопада под ногами.
Воронья вспугнутая стая
по небу носится кругами,
горланя хрипло и надсадно,
пророча войны и разлуки.
И к ней протянуты над садом
деревьев костяные руки.
И ты опять сюда придёшь,
где под ногами хлябь и слякоть,
где луж ознобленная дрожь,
но где, не измышляя ложь,
вполне открыто можно плакать
и мёрзнуть, кутаясь в пальто,
но шаг нарочно замедляя,
брести бесцельно, оставляя
загадку едущим в авто:
когда? и почему? и кто?
Без объяснения причин
всё делается много проще.
Деревьев городская роща
не видит горестных морщин.
А взгляды встреченных мужчин
скользят бесцельно и бездумно.
Они спешат туда, где шумно
от голосов и от машин.
А ты застыла во вчера
изменчивостью стеарина.
И твой единственный мужчина
растаял, как ночной мираж.
А, может быть, была война,
и он погиб за королеву.
Нет, современным кавалерам
такая верность не нужна.
Он просто не пошёл туда,
где твой очаг горел в ладошках,
где было всё - и плед, и кошка,
и кресло около окна.
Но он хотел уют иной
и, равнодушно и жестоко,
тебя оставил одинокой.
Быть может, он сейчас со мной.
А я не ведаю о том,
что боль твоя - моё творенье.
Я напишу стихотворенье,
и мы расстанемся. Вдвоём
не посидим и не нальём
ни кофе горького, ни яду,
ни слёз в бокалы, ни винца.
И никогда я до конца
не буду знать… Так мне и надо.
Ноябрь. Промозглая пора.
Вороны. Снег и хмарь с утра.
И ты. И я. И разминулись.
И не кивнули на ходу.
Джеймс Джойс, когда писал свой «Улисс»,
Не это ли имел в виду?