Воспоминания

Людмила Чекмарева
  Почему-то взрослые считают, что маленькие дети глупы и мало чего понимают. Конечно,  у ребенка нет жизненного опыта, и многого он не знает, ведь жизнь начинается с чистого листа. Хочу сказать, что я до сих пор помню некоторые моменты своей жизни до пяти лет. Мы тогда жили с мамой и бабушкой в мазанке, даже полы были мазаные, их не мыли, а подметали, около домишка была сделана саманная яма, в нее накладывали глину, насыпали песок, наливали воду и месили эту массу ногами, и мне это очень нравилось.
 Жили мы очень просто, даже бедновато, но тогда все так жили: лишь бы не было голода, обуты, одеты. В доме из мебели у нас стоял стол, лавка, кровать, большую часть комнаты занимала печь, где бабушка пекла хлеб. На стене висело радио – черная тарелка, которая время от времени шипела, как сало на сковородке, это когда раздавались «бурные аплодисменты», еще помню арии из опер, которые мне никогда не нравились. Я думала: «Зачем люди так визжат?» Пусть на меня не обижаются любители оперы, я тогда была еще совсем маленькой, да и наше радио добавляло хрипения.         
   
  В этом поселке был колхоз или совхоз, я не больно-то разбиралась. Помню, что  была степь, леса там не было. Зато по весне в степи цвели тюльпаны,за ними ходила моя подружка-соседка, которой в ту пору было уже лет десять, и она считалась взрослой. Тюльпаны мне очень нравились, красивые, душистые, люблю их до сих пор. Ещё помню, что в этом совхозе выращивались дыни и арбузы. Иногда я стояла и смотрела, как их выгружают. Однажды мне дали треснувшую дыньку, я отнесла ее домой и снова пришла.
   Мне, просто, было нечем заняться, поэтому  я и стояла там. В детстве я была голубоглазой девочкой с белыми косичками, довольно интересной. Работникам, наверно, стало смешно, что такая маленькая девчушка за ними наблюдает, и  они стали мне подавать то арбуз, то дыню, и я их снова относила домой. Так они развлекались, а я  сделала довольно большой запас бахчевых.
      
  Жили мы тогда втроем: мама, бабушка и я. Отца у меня не было, я никогда о нем не спрашивала, считала, что так должно и быть. Большую часть времени мы проводили с бабушкой, мама работала. Мы с ней играли часто в магазин, я, конечно, всегда была продавцом, продавала бабуле конфеты драже, помадку, других конфет я ещё не пробовала. Магазин мне казался чем-то сказочным, там много было всего интересного, но мне и в голову не приходило канючить, чтобы  что-то купили, как это делает сейчас детвора. Еще мы с бабушкой играли в куклы,которые она же мне и делала из тряпок.Однажды мама принесла куклу настоящую, с моргающими глазами, но ею я поиграла недолго: мой двоюродный брат Генка решил посмотреть, как устроены ее глаза, и шарахнул ее головой о печку.
   
   Еще помню, как я болела ветрянкой, и по мне высыпали крупные болячки, которые сильно зудели, очень хотелось их почесать, но мама и бабушка не разрешали, говорили,  что я останусь рябой. Я, конечно, рябой быть не хотела и терпела, но иногда  пряталась на печке и отрывалась по полной программе. В результате на лбу у меня осталось несколько оспинок.

  Много чего мне вспоминается из моего далёкого детства, некоторые картины вижу, как наяву, все они солнечные и светлые. Этот период моей жизни закончился в пять лет, когда мама решила выйти замуж и уехать в другие края, взяв меня с собой. Бабушка с нами не поехала, осталась жить у сына, что для меня было настоящим ударом. Я не хотела уезжать, прямо из вагона  побежала к бабушке,плакала, как чувствовала,что вижу ее в последний раз, но отчим меня догнал, и мы поехали навстречу новой жизни.
   Маленькие дети не решают свою судьбу, а жаль…