Хмурые утры бубнят суровые сутры:
«Есть время петь. Есть время плакать.
Не перепутай в спешке, ланеглазая», -
сухо говорят.
Вечно я невпопад.
Сорвался ветер с цепи. Такой листопад – отпад.
Пою, хоть рядом почти уже плачут.
Но хоть не пью, и то.
Захожу на кухню и не снимаю пальто.
Хочу быть в тепле, но всё равно холодно.
Люди греют лучше, чем дрова.
И даже лучше, чем газовое отопление.
Зажигаю спичку и подношу к руке.
Она горит и греет.
В окно на меня смотрит дерево,
Смотрит строго – грецкий орех.
Древний и невинный, как грех.
Держится всегда дольше всех,
а сейчас – почти голый. Неужели уже?
Рядом низенькая рябина – как и положено:
в неглиже, но зато в дорогом ожерелье.
Весь склон ещё в красных перьях.
А он... Старый совсем. Или просто – надоело.
Кому какое дело?
Косо через квадрат, трепыхаясь и вертясь, летят
вперемешку с лесными серыми птицами –
свитки, дни, годы, люди?
Всматриваюсь в сумерки: которые из них листья?
«Не перепутай, ланеглазая…»
Жизнь – разная.
Одни поднимутся вверх, ещё сопротивляясь,
другие – упадут на землю.
Может быть, даже в грязь.
Если упадут, то не листья точно.
Тут вертись не вертись: или – или.
Остаётся смотреть и ждать.
По пути ещё нужно немного пожить.
Пока горит рука – ждать легче,
И смотреть не так темно.
Как в кино, когда серебристое полотно
освещает лица в зрительном зале,
И все кажутся молодыми, здоровыми и влюблёнными.
Так оно и есть.
Пусть этапами, рывками, фазами.
Жизнь – разная.
Иногда она кончается.
Но пока вся не выйдет –
можно петь и смотреть на красное.