Под солнцем азиатским,
под песни, что пел Градский,
девчушка - конопушечка росла
и прыгала с дивана,
когда Монро с экрана
в свой мир улыбкой ангельской звала…
Актриса и певица,
шикарной светской "львицей"
всё пела, приоткрыв своё плечо,
а публика стонала,
свистела и кричала
у ног её: «Ещё, мадам, ещё!»
Девчушечка взрослела,
писала, как умела,
в тетрадке школьной было всё про всё...
там юная Ростова
на бал бежала снова,
Печорин жизнью новой увлечён…
Но вот уходит мама,
а жизнь не мелодрама,
совсем не детский, предъявляет счёт
и строчки побежали,
и, как спасенье, стали,
твердя одно: «Ещё, мадам, ещё!»
С рождением дочурки
длиннее стали сутки
и смехом "ангела" согрелся дом...
и к нежной колыбели
слова любви летели,
а письма к другу слались за кордон...
А там в огне заката
горел Афган, ребята
под смертью белой начинали день...
там домом стали дзоты,
спасением окопы,
а сердце, будто чёрная мишень...
И в миг кровавый, адский,
свой долг отдав солдатский,
ушёл её любимый в яркий свет...
а письма всё летели
к его пустой постели
с надеждой хрупкой получить ответ...
В стихах остались строчки
от матери и дочки
к тому, кто кровью алой был крещён...
на сцене поэтесса,
овации и пресса,
и слышится: "Ещё, мадам, ещё!"
................
и слышится:"Ещё, Мадам!... ещё!"
редакция 10.10.16