Поэт Петухов не какой-нибудь там вертопрах,
Слушает Баха, доится жирным стихом.
Матушку-Русь,
Марусю в высоких хлебах,
Порох,
Прах,
Холмик поросший мхом –
Толсто кладёт на лист говённым маслицем,
Наслаждается,
Размазывает пальцем:
– Ай да Петухов, ай да курицын сын! –
Восклицает, почесывая подшерсток в подкрылье.
Потной рукою из вазы берет апельсин,
Очищает, бросает в хлебало себе половину.
– Эх, хорошо! – думает, смачно чавкая.
– Пареная репа, она
овощ полезная…
Щи да каша…
Шмидт…
Восстание на «Очакове»…
Моссельпром…
Галоши Резинотреста –
Всё-всё НАШЕ исконно-посконное! –
Ёлки-палки,
Берёзки,
Калашный ряд
И свиное рыло,
И рыло суконное,
И помещик «заплатанной»,
И «Вишнёвый сад»!
ПУШКИН НАШ!!!
Достоевский-старуха-процентщица!
Горький-мать-буревестник-старик-Изергиль!
Айседора Дункан – танцовщица и женщина!
Изрыгает проклятия вражья гниль,
Всё вороной подлою лживо каркает,
Разевает на наш каравай пасть,
С девонширских болот мокротою харкает,
Только где ей доплюнуть, не то, что попасть!
Мы бодры, веселы!
А они что же? –
Овсянка, сэр! – да и то не досыта.
Оттого и завидуют капиталисты ослы,
Русский хрен за морковь принимая сослепу.
– Смотрите, завидуйте! – из широких штанин,
Мы ТАКОЕ достанем-предъявим – закачаетесь.
Тоже, Кузька у нас –
До того страховит гражданин! –
Самого не покажем,
Увидите мать – штанишки запачкаете-с!
Есть
такие в селеньях русских женщины,
Что посмотрит конь на скаку,
да и брык с копыт… –
Петухов прерывает своё обращение к вечности,
На мадам Петухову с опаской косит.