Не было никаких изгибов, изломов, шрамов и никто на скорости не пересек сплошную. Если бы это стало началом какого-нибудь романа, то его не признали бы мэтры литературой.
Просто однажды кофе становится так по-особому горек, по утрам за шею сонно кусает шарф. Наступает время яблочных золотых настоек и оранжевый Джек тебе скалится со стола.
В октябре туман приходит с нездешних пастбищ, наползает шапкой в твой отсырелый двор. Пахнут феи гарью ста колдовских пожарищ и трехлистный клевер вдруг обовьет забор.
Слишком поздней осенью дети всех солнцебоких июней жаждут ребрами ощутить каждый свой осиновый кол.
Не порок, что ты слышишь в тумане их песни о чуждом, когда в дождь выходишь на отмель и мол.
Сотни лет колдовские миры тонкой гранью соприкасаются с этим - там горят фонари, только тот пламень живых еще не согревал.
В октябре пропадают из города странноглазые летние дети, чтобы увидеть - закат над пустыми холмами, где феи, так особенно ярок и ал.