То не красное светило затянули в небе тучи –
то пришла чужая сила к нам с бедою неминучей.
Не ковыль к земле пригнуло, не снесло во поле стога –
это лихо к нам прильнуло, и глядит из-за порога.
Вихрь огненный явился от полночи в наши веси,
рыжим бесом обратился, и принёс худые вести.
Он при всём честном народе всем погибель напророчил,
говорил, мол, все умрёте вы в ближайшие три ночи.
Говорил, что не помогут ни мечи, ни стрелы остры,
ни моления Даждьбогу, как пожалуют к вам сёстры!
Буйны головы, мол, снимет с вас и младшая сестрица,
а с троими-то уж с ними где уж вам, убогим, биться!
Испугались люди жутко, призывали Ладу, Лелю,
и, взывая в страхе к Укко, чудь попряталась под землю.
Вмиг со всех концов помчались тучи слухов, кривотолков,
и народ, совсем отчаясь, стёкся толпами на Волхов.
Вот, для ящера, в пучину люди в жертву лошадь мечут,
и волхвы ему, по чину, бьют челом с такою речью:
«Не оставь нас, княже-ящер! На тебя надежда наша –
пособи нам, мудрый пращур, защити нас, деда Яша!
Нынче будет злая драка, тьма нависла над страною –
царь Кощей восстал из мрака* и идёт на нас войною!»
Вдруг, в барашках пены белой, взволновался Волхов вольный,
пред толпою присмирелой расступились с шумом волны.
И из тьмы, на дне царящей под поверхностью речною
выплыл к людям древний ящер, аки тур величиною.
Струи вод с него стекают, зубы трутся друг о друга,
кожа мокрая сверкает как на витязе кольчуга.
Берег роет он когтями, и хвостом взбивает воду,
складно движет челюстями, слово молвит он народу:
«Гой еси, вы, люд ильменский! Оттого ли вы в печали
что охальник деревенский напугал вас так речами?
Те сестрицы мне знакомы, и знакомо то посольство,
только речи, что рекомы,– сплошь – пустое балабольство!
Рано грусти предаваться – мы не лыком шиты! Впрочем –
недосуг нам проклаждаться – надо выстоять три ночи.
Нынче первую встречайте, хоть и младшую, но злую,
сами выдюжить не чайте – исполняйте, что велю я.
Эта младшая сестрица, хоть с неё мы и болеем,
не большая мастерица – эту просто одолеем!
Мужики, мальчишки, парни по домам пусть варят ужин,
запирают двери, ставни – им нельзя глядеть наружу.
Сёстры, дочери, супруги сей же час, без промедленья,
пусть берут песок и плуги и идут за поселенья.
Расплести должны все косы, скинуть платья, покрывала,
и, все вместе, наги, босы, впрячься в плуги и орала.
Все они, без разделенья, не считаясь с возрастами,
посолонь свои селенья пусть опашут бороздами.**
И песок речной за плугом пусть засеют как пшеницу,
чтобы смерть пришла с недугом как песок заколосится.
Знаю, тяжек бабе гуж, но - смерть не краше, чем работа!
непременно нынче нужно всё закончить до захода.
А как сделаете это, спать в дома идите ваши,
мужики же, до рассвета, пусть всю ночь сидят на страже.
Лишь на ваш надежда разум – неусыпно ночью бдите,
да не спите – пуще глазу за детишками следите!
Навьи головы закружат у незрелых и нетвёрдых –
будут их манить наружу голосами близких мёртвых.
Если кто из дому ступит, за опашку ночью выйдет,
тот себя и всех погубит – всё село назавтра вымрет.
Если ж будете согласны, если вспашете межи вы,
одолеете соблазны – завтра будете все живы!»
Так поведав и раздавши указания народу,
развернулся молча Яша и уполз обратно в воду.
И тотчас, спасая племя, разнеслись гонцы по сёлам,
понимая,– выйдет время,- и тогда конец пришёл им.
И, по избам рассовавши сыновей, мужей и братьев,
за околицей собравши всех сестёр и жён без платьев,
запрягли и баб, и девок, и старух, и малолетних,
и, под пение распевок, потащили тяжкий лемех.
И опахивали сёлы бороздою непрерывной, –
стёрли плечи, руки голы за работою надрывной.
Пот ручьём бежал по коже, только надо торопиться,
отдыхать-то уж негоже – солнце начало садиться!
И трудились так, спасая всех от смерти неминучей,
а откуда-то уж стаи воронья слетелись тучей.
За минуты до заката, надрываясь, еле-еле
жёны, старицы, девчата допахать-таки успели.
И уж затемно, дворами, сёстры, матери и дочки
хорониться за дверями разбрелись поодиночке.
Как же тихо этой ночью! Час проходит, два проходит, –
в темноте сверчки стрекочут, ничего не происходит.
Вдруг в одной избе мальчонка побежал к дверям с постели
услыхав зовущий тонко голосок сестрицы, Жели:
«Брат, слезай скорее с печки – поиграть приди со мною,
как чудесно будет в речке нам плескаться под луною!»
Но отец родному сыну убежать не позволяет,
скоро выведав причину, обнимает, вразумляет:
«Нет, сынок, – на самом деле это навья-пустомеля!
Скоро год, как нету Жели – утонула наша Желя!»
А в другой избе сестрица ясно слышит голос брата –
выйти в поле порезвиться кличет брат её, Смышлята:
«Хорошо нам тут на воле – всюду алые цветочки,
выходи играться в поле – мы сплетём из них веночки!»
Но отец внушает строго: «Это навья нас тревожит,
брат на небе, у Сварога***, тут Смышляты быть не может!»
А в другом дому, проснувшись, слышит бедная крестьянка
как, из гроба в мир вернувшись, дочка мается, Белянка:
«Худо, мама, без одёжки, сыро, холодно снаружи,
ты согрей мне ручки-ножки и укрой меня от стужи!»
Как родную дочку жалко! И, в губительном доверье,
мать хватает одеялко и кидается за двери.
Только муж не дремлет строгий, и бросается вдогонку,
быстро ловит на пороге обезумевшую жёнку.
Так всю ночь пытались навьи выдавать себя за души,
и сердца терзали бабьи и детей смущали уши.
Но мужской догляд был зорок, и никто из сёл не вышел,
солнце встало из-за горок, и народ сегодня выжил.
Тьма, разорванная в клочья, отступила в лес тенями –
зря кружило этой ночью вороньё над деревнями…
Продолжение: Князь-ящер. 5. Вамматар -
http://www.stihi.ru/2016/10/09/1962