Я стою спиной. Даже не вполоборота. Еще чуть-чуть и я открою дверь операционной и выйду на свет, который яростно ослепит мои глаза и заставит рефлекторно чихнуть. Да, я принадлежу к тем 15% людей, у которых развит чихательный рефлекс при естественно ярком солнечном свете.
Однако операция уже началась, и кровь медленно стекает вниз, образуя на полу алую негустую лужу вперемешку с моими слезами. В ней я вижу отражение ламп, себя и доктора. Не сказать, что он красив. Обычный. Рукава закатаны. Правильно подходит к работе. Значит, будет качественно. Как в тот раз. Однако руки по локоть в крови.
Это такой яркий контраст: небесно-синие, чистые непорочные глаза и наглые сильные руки-щупальца, простирающиеся к моему сердцу. В левой - игла, в правой - пинцет. Горячо.
Я не нахожу слов. Мое разбитое сердце сшивается наживую толстой иголкой, в которую вдеты нити "Ирис". Крест-накрест. Стежок за стежком. Течет кровь и слезы. Я сопротивляюсь операции, хотя она нужна мне. Снова пройти через боль без наркоза. Один и тот же хирург сначала препарировал меня, а теперь собирает по кусочкам, как Франкенштейна.
Ощущаю себя непонятно. Вот сердце, вот чувства. А как ими пользоваться? Доктор, Вы не связали их с нервной системой, видимо. Или это еще не все? А будет больно? Будет? Может, не стоит? Уходите, я сама справлюсь. Оставьте наркоз только, забыться надо. Нет? Ладно, Вам виднее. Вы разобрали, Вы соберете. Да ведь? Спасибо.
Однако мне все еще больно. А вдруг Вы хотите препарировать теперь еще и душу, обманом заманив на разделочную доску, расставите по полочкам любовь, боль, верность и прочую абстрактную туфту? Ладно, без вопросов.
Я без движения. Раскаленная игла пронзает живую плоть, однако быстро скользит благодаря высокой температуре. Стежок, затем второй, третий. Пошло. Идет хорошо. Я не жду с замиранием сердца конца процедуры. Сердце-то у него. Я пока не знаю, как оно чувствует, любит или ненавидит? Оно в разладе с моим телом. По кусочкам разошлось на мелочи и мужчин. Да, и на них тоже. По чуть-чуть, но не полностью. Полностью оно было только у доктора, а уж он расфасовал его по отдельным контейнерам с подписями "работа", "учеба", "вещи", "музыка" и "стихи".
Доктор, скоро уже? Что? Должна сама решить? А от чего это зависит? Я не хочу лечиться у Вас, можно другого специалиста? Вы неквалифицированны, а диплом куплен. Может, мне самой получить образование? Но, следуя Вашему примеру, я смогу только отлично расчленять. Нет, не препарировать или даже не разрезать на кусочки. Расчленить и разбросать по контейнерам. Одного, другого, третьего. Опыт. Было. Надоело, теперь хочу помогать и лечить. А Вы не смогли научить меня этому, потому что сами не можете.
Вы окончили четырехмесячные курсы по оживлению давно отмершего и ненужного чувства. Но для чего? Надо? Что значит - надо? Для чего? Снова ощутить сначала бодрящее и окрыляющее (боже, как банально)..., а затем упасть на острые скалы, рассыпавшись на тысячи мелких осколков, словно стекло, сброшенное из окон дурдома? Спасибо. Я уже бросала витражи своего сердца Вам под ноги. Вы наступили жестким каблуком кожаных туфлей и растерли их в пыль по полу.
Открытые окна моей души выдули из нее все, кроме жажды жизни и надежды на светлое будущее - это неиспепелимо во мне.
Мой храм пуст. Теперь уже каждый может взять из него что хочет. Если там еще что-то осталось из запыленного и давно не нужного хлама.
Ты прошелся драглайном по моим воздушным замкам, оставив черные колья торчать над выжженной ревностью землей.
Драглайн. Драг. С английского - наркотик, разрушающий сначала все внутри меня, затем и снаружи.
Пепел еще кружит над черной почвой от дуновения ветра. Нужно взрыхлить ее и посадить новые семена. Построить фундамент на обгоревших стойках, предварительно укрепив их.
У Вас два образования? Еще и строительное? Заочно? Прекрасно. Другого врача-строителя я больше не найду.
Как операция? Потом приходить, чтобы снять швы? Последние швы недоверия и боли вкупе с предрассудками.
Сердце перевязано бинтами. Крови уже нет. Еле уловимый запах больничного кабинета теперь ощущается сильнее.
Я судорожно ощупываю грудную клетку. Все в порядке. Подлатал. Скоро снимать швы и заново строить иллюзии.
А любовь имеет свойство к регенерации? Вот она свернулась и отпала, как поврежденный хвост ящерицы. Но растет ли она снова? Пока не вижу. Только засохший черенок, словно рубец от вырезанного аппендицита, дает о себе знать.
Проходит время, сердце начинает биться и даже чувствовать что-то. Появилось сострадание, доброта, может даже верность. Нужно ехать, чтобы снять швы. И снова я на операционном столе. Запах лекарств перебивает остальные и впивается в мозг, заставляя напрячься все нервные окончания, чтобы только не думать о предстоящем. Снова пинцеты, зажимы. Хирург аккуратно вытаскивает первую нить. Уходит ненависть. Вторая - боль. Третья - предрассудки. Затем слезы, страдания и прочие негативные чувства, которыми, словно Сатурн, было опоясано мое сердце. Осталось одно - недоверие. Я прошу оставить его. Вдруг сердце опять распадется на мириады кусочков, раздробится, словно молекула на атомы? Жесткая нить сдавливает мотор, не давая вдохнуть полной грудью. Полувздох. Но уже лучше, чем было. Воздух хотя бы фильтруется и не пропускает все подряд. На месте сшитых кусочков образовались жесткие рубцы.
Нет, шрамы не сойдут. Они - отголоски прошлого. Такие глубокие, четкие и ровные полосы на еще живой, не омертвевшей плоти. Грубые куски мяса поверх мягких тканей.
Тем не менее, уродливое, но живое сердце теперь снова может биться, чувствовать и любить. Процедура окончена, снова перевязка. Тепло. Меня мучает вопрос о последней нити. Может, самой вытянуть? Или пусть останется? Пока что пусть.
Проходит время, каждый день приносит новую радость, но недоверие не дает мне покоя. Я решаюсь посмотреть, что под бинтами.
Чудо. Рубцы исчезли, а мотор по-прежнему трепещет при виде доктора. Теперь мы встречаемся вне операционной.
Читать про счастье не так увлекательно, да ведь? У всех оно одинаково. Радостно, весело, хочется жить. Смежные метафоры, заезженные эпитеты. А горе-то, оно у всех разное. Оттого и интересно покопаться в чужой душе.
Доктор хотел препарировать - он сделал это. Не знаю, почему именно я. Наверное, интересно. А теперь вот он стоит передо мной и даже боится обнять, ранить. Сделать больно. Одумался, видимо. Залатал.
А замки я сама дострою. На месте кладбища вырастут прочные сооружения с крепким фундаментом, надежной крышей и высокими стенами. Но это позже. А сейчас... Сейчас во мне, стягивая все внутри, гниет последняя нить, держащая куски моего сердца воедино.
Мы вместе. Сердце крепчает, замки строятся. А любовь не появляется. Ну доктор и доктор. Вот он рядом.
- Дальше что?
- Ничего. Пустота в душе.
- И у меня тоже. Не надо было препарировать тогда. Выжжено все внутри. Нет ничего. Пусто...
Нить недоверия сгнила с последними высокими чувствами к нему.
Да, такой конец. И не нужны никакие уточнения и вопросы. Все было ясно еще тогда. Разорвано, расфасовано, растерто, выдуто, разобрано, выжжено и разрушено.