Виснет небо однотонное
На крюке бродяги-месяца.
Тишина вокруг бездонная,
Лишь скрипит качалка-креслице.
Да от дыма от табачного
Дребезжит струна гитарная,
Та, что наспех присобачена,
Как безделица кустарная.
Чуть шуршит перо усталое,
Отшлифовывая стиль еще,
Словно письма запоздалые
Шлет на землю из чистилища.
Как старухи под платочками,
Окна спят под слоем инея,
Да со стен свисает клочьями
Греховодный смех уныния.
Видно, было очень весело
Не на ту тропу сворачивать,
Утверждать престолом кресло и
Мудрость пыльную выпячивать.
Там – весна лодыжки голые
Об крапиву жжет дворовую.
Здесь – морозы жгут уколами,
Время тьмою обворовано.
Здесь царит тоталитарная
Секта самобичевания,
Да струна дрожит кустарная
Про очей очарование.
Только изредка откроется
Дверь тяжелая наружная,
И войдет со светом троица
Незлопамятная, дружная.
И, расшвыривая сумерки,
Прет весна куда не прошено
И горланит знай – не умер ты,
Книга мертвых в печку брошена!
А струна звенит отчаянно,
Бенефисом в руки просится,
И за окнами причалена
Парусов чересполосица.
И цвета, давно искомые,
Желто-алые да синие,
Ополаскивают комнаты
И смывают грязь уныния.
Напоследок вся компания
Вдрызг на кресле укачается,
И уже самокопания –
Как ни рой – не получается.
И когда за ними с грохотом
Хлопнет дверь тяжеловесная,
Долго будет эхо с хохотом
Разлетаться вниз по лестнице.
Тишина займет привычное
Место в ложе между стенами,
Крякнет креслице ритмичное
Да струна вздохнет растерянно.