Сладострастная отрада

Марина Довгаль
                Сладострастная отрада


Для Гончаровой Натальи.

       Маленький горный кишлак Бурчмулла, благодаря песне, спетой бардами Никитиными и ими написанной на слова поэта Дмитрия Сухарева, думаю, знает все мое поколение.
      Здорово у них получилось: и музыка с эдаким восточным акцентом, и слова задушевные. Как там пелось-то, дай бог памяти. Как-то так, кажется:

«Сладострастная отрада золотая Бричмулла,
Где чинара притулилась под скалою.
Про тебя жужжит над ухом вечная пчела:               

Бpичмулла
                Бpичмуллы,
                Бpичмулле,
                Бpичмуллу,
                Бpичмуллою.
Был и я мальчуган и в те годы не pаз,
Про зеленый Чимган слушал мамин рассказ,
Как возил детвору в Бpичмуллу тарантас.
Тарантас назывался арбою…».

В этой песне авторы название кишлака изменили для рифмы. Правильно произносить Бурчмулла, и переводится как Бурч – угол и Мулла – мусульманский священник. Почему угол спросите, Вы? Так и быть, расскажу.

                ***

Все Вы, наверное, в школе на уроках истории проходили, как в третьем веке нашей эры хитромудрые китайцы проложили Шелковый путь для торговли с развитыми по тем временам странами – один в один, что они сейчас творят с нами и своим товаром. Естественно, народы земель, где пролег тот путь, смекнули о выгодах китайского детища и принялись усиленно строить вдоль оного торговые центры – городища: прям рядком один за другим, чтобы, товар редкостный, не отходя от прилавка создавать, проходящих купцов им соблазнять и само собой барыши подсчитывать. К тому же местные предприниматели по ходу своих интересов в охотку пеклись об охране дорог, имея воинов для этого, содержали сеть караван-сараев с едой водой и прочими услугами для купеческой гильдии и за это тоже звонкой монетой получали. Такая она торговля предприимчивая, что поделаешь.
Так вот, первое городище, что здесь возникло, называлось Бурчмола (угловое владение) и связывало Китай с лежащими по ту сторону гор ферганской долиной, киргизскими землями и теми, что еще дальше тех находились. А расположили строители городище в фортификационном отношении в очень удобном месте: при слиянии двух рек – Коксу и Чаткал, – берега которых были высоки, обрывисты; для любителей чужим поживиться неприступные.

Все городища здесь в те времена так строились. Сами подумайте, что легче: в круговую оборону держать или с одной стороны биться, зная, что тыл на замке. И то, с не защищенной стороны, возводили крепостную стену из пахсы (кирпич, вырезанный из глинистого грунта) от берега до берега с огроменными воротами посередине. Территория города получилась угловатая или треугольником, как кому лучше и понятнее.

Название и все подробности, что я вам привожу, не я придумала. Они в древних летописях прописаны. Да и археологи, что раскопки проводили, внесли свою лепту – большое городище было, говорят, богатое. Чего там только не было. А, в Бурчмуллу его переделали, по всему, после принятия мусульманства. Знаете, как мусульманство пришло в эти края? Нет? Тогда слушайте.

Случилось это в 8 веке, в самом его начале: возомнил, арабский полководец Кутейба ибн Муслим себя Мессией (нести другим народам мусульманскую веру) и с саблей наперевес попер в Среднюю Азию, верующую в Зороастризм. Восстание за восстанием поднимает местное население. Закоренелые зороастрийцы не желают подчиняться захватчикам и противятся мусульманству. Это сильно напрягает арабов: сопротивление влечет к сокращению численности арабской армии, пополнять которую здесь некем и совсем нежелательному истреблению местного населения, то есть потенциальных рабов. И они пошли на хитрость.               

                ***               

Об этом сохранилась легенда.               

«Подступили арабские захватчики к стенам славной крепости, но закрыли ворота перед ними жители и, готовясь к битве, возможно, последней в их жизни стали молиться богам своим, прося поддержку. Враги же, услышав пение гимнов, поняли, что народ готовится к битве, и решили  отправить к ним посла с деловым предложением. Встал посол перед народом и сказал так: «Давайте проверим, чей бог сильнее. Пусть один ваш богатырь выйдет от вас и один от нас. Пусть они сразятся в честном бою. Если вы победите мы уйдем и никогда не вернемся больше. Если мы победим, то значит, наш бог сильнее вашего, и вы нашего бога примете и будете почитать сильнее прежнего».                Долго думал народ, а потом решил, чего бояться: бог нам поможет, а отказаться никак нельзя, иначе подымут насмех нас наши враги. И согласились они. Рано утром на следующий день открыли ворота и выпустили своего самого сильного воина. Сами со стен смотрят и богу молятся.                Молод был богатырь их и силен. Мускулы его так и перекатывались под блестящей на солнце кожей. Уверен он был в победе и слишком самонадеян. Со стороны врага вышел старый воин закаленный постоянными походами да сражениями. Страшен он был на вид и огромен. Сошлись вооруженные топорами воины, и начался бой. Долго бились они, показывая всем свою доблесть, но все-таки победил богатырь врагов.               

– Ну что, видели, чей бог сильнее, – ликовали враги, – наша взяла, наш бог сильнее, вы этому свидетели. Ничего не оставалось жителям крепости, как признать силу вражеского бога и покориться ему».               

С тех самых пор мусульмане в Средней Азии делятся на «сабельных» или «топорных» в зависимости от применяемого в битвах оружия, а то и «книжных».                Это когда приходил в селение дряхлый старец с книгой в руках, а книга была не простой: Коран, а старик: муллой, и так он задушевно мудрствовал, что плакали слушатели и, умиляясь, принимали новую веру. Отсюда и название пошло. Благословенный угол покорил мулла.               

                ***               

Уф, с названием разобрались как будто.               

На чем я остановилась? Ах, да, услышав песню Никитиных, весь Советский Союз рвался в Бурчмуллу, а я всю жизнь прожила рядом и съездить, не удосужилась. Только в этом году что-то по мозгам вдарило, собралась-таки и еду.                Забыла сказать: современный кишлак Бурчмулла  находится несколько выше заброшенного в 18 веке городища, которое в данный момент затоплено, но об этом я расскажу позже.               

До Бурчмуллы, оказалось, добраться совсем не сложно: два раза в день с Чирчикского автовокзала – утром и после обеда в кишлак едут маршрутки, белые Форды, с легкостью преодолевающие дальние расстояния и горные перевалы. Стоимость проезда вполне приемлемая и я настроилась выехать поутру: по прохладе. Хотя, июль – разгар чилли и о прохладе можно говорить в 6 утра, а в 9 уже жара: не то слово. Но, нам не впервой: мы люди азиатской закалки, поэтому вперед и с песней.               

Вокзал как всегда встретил сутолокой. Ищу нужную мне маршрутку и жду отправление под навесом рядом с машиной. Можно не ждать, можно поехать на такси, но стоить это будет в два раза дороже. Я жду, мне куда торопиться? Не по делам же еду: отдыхать, а отдых спешки не любит. Люди подходят – еще три женщины с детьми. Потом еще две. Вот и все пассажиры.               

Водитель, мужчина лет тридцати пяти одетый в белую рубашку и темные брюки выныривает как из-под земли, садится на свое место и оглядывает салон, куда мы – пассажиры торопливо попрыгали, заводит мотор, и мы трогаемся. Весело едем, быстро, радио с водительской панели играет не громко узбекские наигрыши. Люблю узбекскую музыку. Как она может быть нежной и задорной, как умеет плакать страдать и смеяться. Я откидываюсь довольная на спинку сидения и поворачиваюсь к окну, чем еще в дороге заняться: либо спать, либо, пока крутятся колеса, наблюдать в окно как одна сцена дорожного действа сменяет другую, мелькая уникальной декорацией. Поначалу суетливый и разнообразный город, затем притихший трогательный пригород и вслед бегущее безмолвными полями раздолье, за которым плывут, будто кружатся в танце горы.               

Солнце без устали каждую минуту прибавляет градусы. Машина раскаляется, как сковорода на огне. Пот ручьями течет, начиная с самой макушки и не только у меня. На старательное помахивание веером одной из пассажирок он не обращает внимания, и у нее катится градом. Мой цветастый крепдешиновый наряд прилипает к телу. Ветер, что врывается в салон через открытые окна, прохладу не приносит. Если быть точным, то врывается не ветер, как я пишу выше, а созданный движением машины поток горячего воздуха, который с наружи стоит плотной стеной. А путь впереди не близкий – 70 километров по плавящемуся на солнце асфальту, запах от чего нет-нет, да заносится в салон с дуновением. Я не удивлена, привыкла: азиатов жарой не удивишь. Поэтому смотрю на знакомый и местами измененный строениями или прочими предметами цивилизации стелющийся за окном ландшафт. Отмечаю про себя, обживаются пустыри предгорья, дома как грибы повырастали, сады километровые тянутся тут же.               

А вон, плотина показалась полоской песочного цвета. Чарвак. Я, было убаюканная духотой и мельканием, встрепенулась. Дорога начинает петлять, подымаясь в гору, уши закладывает. Машина взбирается на перевал. Поворот, еще один и… внизу разливается голубизной море. Легкая рябь, переливается на солнце блестками, над водой кружат чайки, придавая водоему истинно морской вид. Ишь, поналетели белокрылые и как распознали, что море здесь появилось, интересно. Может быть, их завезли сюда? – Думаю я, разглядывая разверзшуюся предо мною панораму. Красота видится дивная. Небо и море под ним поразительно одинаково синие, белые облака в вышине, яркая, от ядовитого до нежных тонов, зелень, островками покрывает красно-коричневые склоны гор, с выступающими серыми скалами на вершинах. Это я пытаюсь вам передать режущее глаз богатство палитры используемой Природой.    И до моря здесь было прекрасно. Грустно вспоминаю я былое: отдыхала как-то в пансионате ныне затопленном. Сколько памятников природы и истории ушло под воду. А какие сады пришлось порубить. Не зря называли эту котловину – Чарбог, что означает Чар – царский и Бог – сад трансформированное в теперешнее название Чарвак.    

                ***               

Как появилась она, тоже есть легенда.               

«Было это так давно, что когда это случилось никто и не помнит. Известно только, что отправились три седых аксакала в дальнее странствие, чтобы, как говорится, себя показать да на мир посмотреть. Долго они бродили по свету, всю землю обошли, в каждый дальний уголок заглянули, много чего увидели, много чего узнали. Вот и дом уже близок да выбились они из сил и решили устроить привал. А вокруг, куда не глянь, степь бескрайняя. Выбрали аксакалы место поудобнее, уселись кружком плечом к плечу, закрывая друг друга от ветра, развели огонь, заварили чай и беседу задушевную завели. Так пиала за пиалой, слово за словом много времени прошло. Толи чай был очень вкусный, толи беседе не было конца, забыли аксакалы о времени, да застыли на месте, превратившись в горы».                Эту самую чашу или каньон, что образовался меж тех трех гор, а люди назвали Чарвак и в семидесятых перекрыли плотиной, преградив дорогу реке Чирчик, воды которой нынче плещутся Чарвакским морем.               

Опять я как бы увильнула от темы, – извините. Так и заносит в сторону. Хотя если мелочь не подметить, то и рассказ получится куцый и не понятный, а хочется рассказать так, будто бы Вы все своими глазами увидели.                И так, продолжу: машина, значит, несется как на парусах, пассажиры повеселели, к окнам прильнули и я тоже, кого, скажите, море пусть даже искусственное может оставить равнодушным. Думаю, такого человека не найдется. Человек к воде весьма не безразличен. И дело не в участии ее в жизненно важных процессах его организма, а что-то более глубокое спрятанное где-то на генном уровне. Однозначно, очень приятное, но забытое, размышляю я, не отрывая от моря взгляда. Благодать. И жара, кажется, ветерком морским разбавилась. Нормальненько так стало. Но, еще ехать и ехать: полпути только проехали. Вторая половина дороги по-над морем тянется, поэтому видны построенные на его берегах пансионаты и здравницы, тонущие в зелени садов кишлаки и поселки. Представили себе ту красоту. Эх, это надо видеть.               

За охами и ахами оставшийся путь пролетел незаметно. Подъезжаем, говорит водитель, глядя на меня в зеркало, и кивает головой на противоположный берег. Смотрю в указанном направлении и догадываюсь о местонахождении кишлака по виднеющимся сквозь густую зелень крышам. Здесь море сужается, так как форма и у него получилась треугольная из-за впадающих и вытекающих рек. К одному из углов, где Чаткал впадает, мы и подъехали. Впереди возникает длиннющий мост метров 200 (на глаз) может быть больше, перекинутый, где море как бы и не море уже, а Чаткал еще не река. За мостом начинается Бурчмулла. С километр, больше, несемся к стоящей с советских времен стандартной бетонной автобусной остановке – местной автостанции.               

– Вот и приехали, – говорит водитель, радостно сверкая ровными белыми зубами, и добавляет после паузы, – Бурчмулла.               

Собирает деньги, и все выходят.               

На остановке стоит пожилая, пышная женщина в повязанной назад косынке и длинном халате: по описанию та самая мама знакомых моих знакомых, по рекомендации которых я еду. Короче седьмая вода на киселе. Несмотря на чуждость, она встречает меня приветливо. Улыбается. Ведет домой.               

Дом меня поразил. Во двор (по всему соток 30), спадающий ярусами, мы попадаем через калиточку. Пройдя сад, это верхний ярус, спускаемся по крутой железной лестнице на следующий, где помимо сараек, банек, кладовок, кухонь находятся два дома. Один  двухэтажный самострой притуленный к горе, здесь живет хозяйка со своим стариком; второй двухэтажный коттедж капитального советского строительства на два хозяина, где мне предстояло жить на первом этаже в одной из трех комнат с имеющимся тут же туалетом, ванной и прихожей. Кухня, находилась на улице, пожалуйста, газплита или если желаете очаг со встроенным казаном на 15 литров и само собой поленницей дров. Ниже, на третьем ярусе размещался бассейн, поблескивая синим кафелем, полтора на три метра полный воды и несколько деревьев. Качели железные в металлическом кружеве с широкой скамеечкой и цветной тентовой крышей были украшением. Тут же закрытый с одной стороны айван с невысоким столиком курпачей и подушками, вокруг овитый виноградником.  Везде, где можно растут фруктовые деревья и цветы. Похоже, райский уголок, подумала я, но гораздо позже. А тогда, как только пришла, бросив сумку, я отправилась осматривать местные достопримечательности. Терять попусту время было нельзя: слишком грандиозные у меня планы, а срок моего пребывания сжат до трех суток. За это время я наметила побывать в расположенных рядом с Бурчмуллой кишлаках Болодола Нанай Сиджак Яккатут и Богустан. Спросив у хозяйки, есть ли магазины и какие цены, а на полученный ответ, сказав – я пройдусь, и, преодолев крутую лестницу, вышла за калитку и оказалась на дороге, по которой приехала.               

                ***

Дорога делила пространство на два мира, справа поднималась гора, а слева на продолжающемся от той горы склоне примостился кишлак, а еще ниже голубело море. К морю можно было спуститься по уходящим вниз проулкам: какие-то были довольно широкие и ровные, пригодные для проезда машины, какие-то лишь пешеходные – узкие и извилистые. Проулки и те и другие были не асфальтированы, а посыпаны щебнем и круто бежали мимо домов, именно домов – узбекских кибиток, которые по логике должна была увидеть, я не увидела. Дома были большие с высокими заборами и широкими воротами. Попавшиеся по ходу моей экскурсии современные двухэтажные здания больницы, двух школ и детсада, дали понять, что я оказалась не в кишлаке, куда ехала, а в благоустроенном поселке. Я была несколько разочарована и поэтому решила направиться в горы и скрасить красотами величественных вершин свое разочарование.               

В крошечном магазинчике, которых по пути встречалось множество, я купила еще горячую тандырную лепешку и домашнего приготовления кислое молоко и отправилась в путь.               

 Странное дело, время подходило к обеду, а я не испытывала пекла, которое загнало бы меня домой будь я в городе. Солнце светило и грело, но воздух был кристально чист, легко вдыхался, бодрил и приятно холодил, поглаживая свежестью открытые части моего тела.               

Чтобы обогнуть нависающую над дорогой гору, и отыскать тропу, которая бы меня увела в иной мир, мир прекрасный, особый, отчего-то желанный, манящий и пугающий, пришлось порядком пройтись. Не знаю, поймете ли вы меня, но я попытаюсь объяснить Вам, хотя для меня это было самой дивно. Как таковой гор, в том понимании конусных махин с каменными вершинами не было. Издали тянулись высоченные не разделенные длинные, как языки параллельные гряды они создавали между собой ущелья. Как потом до меня дошло это были горные отроги, иначе складки, образовавшиеся 800 тысяч лет тому назад, когда формировалась Земля. Им название Тянь-Шань – величественный и грозный. Не успела я пройти по найденной тропке и 200 метров, как оказалась на краю довольно глубокой пропасти, по краю которой тропинка побежала дальше. Внизу блестела речушка, а рядом с тополиной стайкой стоял домик, на противоположном склоне виделась большая огороженная переплетенным сушняком территория, не смотря на уклон, правильной квадратной формы. Между деревцами, растущими там, что-то лежало разбросанными небольшими кучками, похожими на стожки сена.               

Я подняла ладонь, прикрыв глаза от яркого солнца, и долго созерцала открывшуюся картину. Из-за горы, где было поле, выглядывала другая повыше и величавее, вся из черных нагроможденных грозных скал. В тени деревьев, громко щебетали невидимые птицы.               

Вдруг, что такое, я вижу узкую ленту ровную и длинную не понятно, откуда, но к дому тянущуюся. Как будто труба, полагаю я. Мимо проходят трое, по всему, местных чернявых мальчишек 10 – 11 лет и внезапно для самой себя, из желания выплеснуть на кого-то переполнявшие меня эмоции или может быть все-таки из любопытства, я обращаюсь вдогонку к последнему из проходящих детей:               

– Молодой человек, а что это там внизу, – и  показываю рукой, проводя в воздухе указательным пальцем по трубе. – Никак труба? Это вода? Продолжаю вопросы к обернувшемуся и сделавшему  ко мне несколько шагов мальчишке.       

– Это, фермерское хозяйство. – Говорит он, серьезно следя за моим пальцем. – А это, газовая труба. Воду по воздуху не проводят, ее в землю кладут. Вода зимой замерзнуть может, а от этого труба лопнуть.               

Я теряю дар речи, слышали, у подножия Тянь-Шаня – газ.               

– А куда эта тропа ведет? – продолжаю, взяв себя в руки.               

– К водопаду, здесь не далеко водопад есть, не большой. Мы идем туда купаться. – Говорит мальчишка и бежит за товарищами.                Я стою еще немного, буквально ощупываю и получаю от этого удовольствие: склоны, вершины, деревья, кустики, камни, небо – все, что находится предо мной, стараясь не замечать трубу, затем поворачиваюсь и направляюсь в горы.                Иду к водопаду. А почему бы и нет. Почему не уйти как можно дальше в нетронутые цивилизацией места. Да здравствует Природа, хочется громко крикнуть, но улыбаюсь и кричу в душе. Водопад открывается издалека. Он метра три в высоту и два в ширину. Вода с бешеной скоростью падает вниз и видится белой стеной – это смесь из взбитых вместе воды, пены, брызг, воздуха. У его основания человеком полукругом уложены камни, через которые переливается вода и течет речушкой, что я видела у пропасти.               

Поток не большой, хотя усыпанное камнем русло наводило на мысль, что бывают моменты, когда он достигает значительных размеров. Вокруг зелено, и тот же звонкий щебет, стрекот кузнечиков и пестрое порхание бабочек и стрекоз. Я признаюсь, устала. Пришлось вверх да вниз поскакать, пока сюда пришла. Куда бы приткнуться и отдохнуть. К тому же есть хочется. Я вспоминаю о лепешке. Сажусь в тенек от большого куста шиповника с розовеющими ягодами, на валун. Валун горячий, видимо, совсем недавно его нещадно грело солнце. За спиной вижу камень побольше, прислоняюсь к нему и вытягиваю ноги. Чем не кресло. Пусть не мягкое, но в данной обстановке весьма желанное и даже удобное. Впиваюсь зубами в целую лепешку и, отрывая кусок за куском, взболтав молоко, прихлебываю густую вкусную массу. Вот где прелесть. Вот рай земной. Думаю я. Как прекрасна Жизнь! Как восхитительна Природа! Какое счастье быть в ней, жить, видеть, чувствовать. И ведь каждый человек думает так, вырвавшись из пыльных городов. Поев, закрываю глаза. Ноги уже не гудят. Приятная истома разливается по телу. Ох, не уснуть бы, думаю я. Дети что купались, слышу, собираются уходить.               

– Домой, – интересуюсь я у знакомого мне мальчика.               

– Нет, дальше пойдем. Через 4 километра еще есть водопад  20ти метровой высоты. Там еще лучше. Там глубоко. Нырять можно. – Говорит он, и они уходят, а я остаюсь с Природой один на один. Разуваюсь. Захожу в искусственную ванну. Под ногами крупный цветной песок сдобренный галькой. Вода ледяная. Терплю. Ближе к месту паденья становится глубже и бурлящий белый коктейль колышется выше колен, а падающий сверху – сильно бьет в протянутые ладони и от того выплескивается, приходится делать глубокую лодочку чтобы зачерпнуть, умываю лицо, руки. Хочется зайти под струю, но, сдерживаюсь, ноги в ледяной воде не знаю, как аукнутся. Делаю два глотка – ах, хорошо. Приятная вкусная влага приносит наслаждение. Вот что надо разливать в баклажки, проносится в голове. Обуваюсь и стою на распутье. Не пойти ли и мне к тому водопаду, возникает блаженная мысль. Заблудиться не должна, тропа выведет. Или, пожалуй, надо вернуться, путь дальний, может быть, позже, перед отъездом схожу, решаю я.               

                ***

Дома, хозяйка собрала три ведра урюка и собирается варить варенье – помогаю ей вынуть косточки и болтаем. Вернее говорит она, а я слушаю. Речь ее неторопливо журчит с некоторой гордостью за Бурчмуллу и семью. Я же подбрасываю вопросы. Узнаю, что старик ее работал здесь, неподалеку в одной из шахт, где добывали золото, минеральную краску, свинец, мышьяк. Что рядом с теми шахтами есть древние штольни засыпанные камнями. Еще при Союзе шахты закрыли и открыли предприятие для огранки Якутских алмазов. Но старик, слава аллаху, ушел на пенсию еще из шахты и поэтому получает большую пенсию. С развалом Союза, алмазное предприятие закрылось, и теперь в Бурчмулле работы нет. Молодежь ездит работать в близлежащие города, то есть – Газалкент, Ташкент и Чирчик. Вот и ее дети живут в Чирчике. А они со стариком здесь. Принимают туристов за плату и платят за это государству налоги. Древнее городище она конечно видела. Это были развалины. Сейчас они затоплены. Но, когда воду на поливы спускают, оголяется дно у берега древним кладбищем и видны кости и черепа людей. В поселке есть черные кладоискатели они, рискуя жизнью, ныряют и подымают со дна интересные находки….               

Когда мы закончили с фруктами, солнце заметно спало, и я решила спуститься к морю.               

                ***

Море, как правдашное, набегало волнами на берег. Вода была холодная. Несколько катамаранов, скутеров, лодок стояло у берега, и несколько бороздило морские дали. Никто не купался. Солнце медленно заходило за горы, окрашивая море морковным, потом красным и когда я собралась домой малиновым закатом.                Мне хотелось сесть на пирс, опустить ноги в прозрачную воду и, соскользнув рыбкой вниз, увидеть узкие каменные улочки древнего городища, проплыть по ним, заглядывая в окна жилищ…. Но, я сидела на маленькой лавчонке у пирса и, увы, ничего не увидела. Становилось прохладно.               

На обратном пути я купила арбуз, что горкой лежали у магазина, который для меня долго выбирал продавец: варить ничего не хотелось. Устала, да и как-то для себя одной, подумала: не стоит. Арбуз оказался спелым. Я его разрезала пополам и ложкой с лепешкой вприкуску поела. Вторую половину унесла угостить хозяйку.         

Солнце село. Хозяйка зажгла свет, превративший возникшую густую черноту в легкий сумрак. Я уселась на качели и, закрыв глаза, раскачивала себя, отталкиваясь от земли ногой. Легкий с морской прохладцей ветерок доносил сводящий с ума дух костра, перемешанный с аппетитными запахами готовящегося на нем варева. Где-то около орала музыка: видимо, в пансионате, что находился рядом, были танцы. Пережитое за день никак не хотело меня отпускать, сердце взволнованно билось, и я боялась, сегодня не уснуть. Но, стоило лечь на холодящую тело чистую простынь и укрыться пледом, даже не знаю в какой момент, я уснула. Помню, подумала, что мне не встретилась арба, о которой пели Никитины, а попадались сплошь Матисы и Нексии….               

Утром меня разбудило солнце. Я классно выспалась и чувствовала себя как никогда. Было восемь часов. Я вскочила с кровати. Меня ждали приключения, но об этом уже другая история.