Лет через двести, к обеду,
Опять в дождливую среду
Очнусь и стану… торпедой.
Да, я торпедою стану,
Когда чертовски устану
От непростительно скользких
Ужей-улыбок и улиц,
От ослепительно ровных
Гламурно выбритых лестниц,
И омерзительно трезвых
Бесшумно выпитых рюмок,
Бездумно брошенных шуток
Среди провидцев и вестниц,
Где культ Пророка развенчан,
Где прах Поэта развеян
На грядках арт-декадентщин
Под сумасшедшие пляски
Миллиардеров Аляски...
Представьте только, я стану
Не авторучкой шикарной,
Не гроздью бусин янтарной,
Не дубоклёном -
Торпедой
Акульно-белого цвета.
Скользну неслышно под воду
К скелетам яхт, пароходов,
К останкам бригов и лодок.
Вдоль затонувших громадин
До дна мрачнейшей из впадин
Я донырну, чтоб уткнуться
В прорехи всех эволюций,
В огрехи всех революций
Боеголовочной мордой –
Стальной, беззубой и гордой.
На радость редким амёбам
Взорвусь негромко, но ярко
В дверях земной кочегарки!
И где-то иволга всхлипнет,
И охнет эхо, и стихнет.
А в кочегарке той кто-то,
Возьмет гитару… И ноты
На обгорелой тетрадке
В каком-то странном порядке
Карандашом начеркает,
И намычит, наиграет…
То будет песнь про торпеду…
Лет через двести, к обеду…