Осела ночь над глухоманью,
Накрыв убогое село.
А в небесах Веселый Роджер
Раскинул черное крыло.
Уже удушливым кошмаром
Ложится на поля туман.
Тугой луны кровавый шар
Витает над гнилым амбаром.
Токуют выпи за гумном,
В лесу жиреют мухоморы.
Всепожирающая тля
Плетет в садах свои узоры.
Деревья в поле у межи
Застыли словно истуканы.
В глухом бору ревёт кабан
В стальных объятиях капкана.
Натужно ухает гроза
За плотной синевой тумана
И мерно чавкает удав,
Смакуя сочного тушкана.
И на погосте, в час ночной,
Давясь от трапезы обильной,
Вкушают черви чью-то плоть,
Под жуткой теменью могильной.
Туда, в заброшенный погост,
В чертополох и темнотищу,
Уже стремится вурдалак,
Клыком пронзая корневища.
А в покосившейся избе,
Где над свечёю вьются мушки,
Котлеты жарит каннибал
Из дряблых ягодиц старушки.
Трепещет путник запоздалый,
Ведь у дороги, за селом
Сидит в окопе тать кровавый,
В руках лаская нежно лом.
Под уханье нетопырей,
Что на ветвях осин гнездятся,
Лежат кретины во стогах
(пришла пора им размножаться).
И в вышине, над колокольней,
При виде эдаких чудес
Оскалился Веселый Роджер
С нависших над землей небес.