До тебя был Бродский, в момент тебя – Полозкова.
Поэтому все, что ты пишешь, уже не ново.
(Как хорошо, что ее фамилия лучше рифмуется с этим словом.)
***
Лето. Приморский бульвар. Солнце.
Солнце такое, что плавит асфальт, крыши.
Бегают дети, и ты ешь сладкие вишни.
Жизнь – это фантики, конфетти, море.
Море – особенно. Оно синее. Голубое.
И изначально родное.
Жизнь – это песок.
Все формочки расставлены в ряд.
Все песочницы наши.
Их завоевал смешной детский отряд.
Ты уже слепила кекс, домик и виноград…
Ветер колышет занавески на окнах.
Небо загадочно – в стрельцах и овнах.
Без стука приходят мысли – нежданные гости.
Ты вдруг понимаешь, что жизнь – это игра в кости.
Сегодня не выпал дубль. Ну, может, завтра.
А завтра из интересного с тобою случится лишь завтрак.
Уже прочитаны Холмс и мисс Марпл.
Мегрэ всё раскрыл, всех посадил в темницу.
Ты даже знаешь, что Катерина хотела стать птицей…
Но не пришлось…
Печорин разбил сердца Бэле, Вере.
И как контрольный в висок – княжне Мери.
Последней сказал просто,
без лишних фраз:
я не люблю вас.
Вот за что я его всегда уважала –
за прямолинейность финала.
Мери, конечно, было несладко,
но жизнь всегда требует именно такого порядка.
Она утверждает боль синонимом смысла.
Все остальное – ноль.
На худой конец, вымысел.
В боли своей ты раскрываешь чакры.
Ты пропахиваешь ее мотыгой душевные акры.
Смотришь, что там у тебя?
Глубины сколько? А, вот столько.
Ну и довольно.
Вот чей-то сад.
Солнце сквозь ветви смотрит, и воздух дышит.
Мальчик собирает абрикосы, залез на крышу.
Абрикосы уже впитали весь мёд, всю сладость.
Собрано много. Слезать надо.
На обратном пути случайно в чужое окно смотришь.
Соседка с соседом целуются. Дальше – больше.
Это столбняк. Вызов. Какой-то сплошной катехизис.
Значения слова не знаешь. Второй раз в жизни слышишь.
А жизнь больше не будет прежней.
В ней есть теперь место любви, надежде…
В ней есть теперь третье, сквозное око.
И эта нежность. Острая, как осока.
Нежность можно дарить вместо подарков.
Нежности много везде – в саду, под арками.
А на последних сеансах кино – особенно.
В какой-то момент даже она набивает оскомину.
Время к экватору жизни спешит скоро.
Плоть твоих дней соткана из мерцания монитора.
Плоть твоих дней вышла осенне-грустной.
Искусственной, но безыскусной.
Мальчик, срывавший сладкие абрикосы
и видевший "катехизис",
пережил в своей жизни не один кризис
Среднего возраста – может быть - даже дважды.
Впрочем, это не так важно.
По-печорински поступать он так и не научился.
Когда надо было безоговорочно рвать, он храбрился.
Он привязывал к себе всех -
ибо считал, что «мы в ответе за тех…»
Лето. Приморский бульвар. Нега.
Город, который почти не знал снега.
Город, в котором и было счастье.
Самое что ни на есть настоящее…