Созрел боярышник под окнами.
Молчит больница.
Под проводами, между стеклами...
Что тебе снится?
Дежурный свет в реанимации.
И врач на входе.
По мониторам информация
О переходе.
И света два: живых и призванных.
Здесь мы, там – тени.
И по тревоге – врач, как избранный
Харон осенний.
Созрел боярышник под окнами...
В палате телек.
А ты – как лодка, ткнешься около
В осенний берег.
И двадцать дней в реанимации.
И все постыло.
И нет ни грана информации.
Надежды смыло.
Охрана лает и ругается,
Душа, как тряпка.
А ты молчишь, не отзываешься,
Мой папа, папка...
Дежурный свет в реанимации,
И врач на входе.
И что мне эта информация
О переходе...
В каком углу и церкви – в Кижах лишь
Я не молилась:
Прошу тебя, ну только выживи...
Прошу, как милость...
И света два – живых и призванных:
Меж тенью, светом ли.
И все напрасно, все здесь выжжено.
Звонком рассветным.
А память у людей проказлива,
Отводит мимо:
В ней – морг на улице,
Что названа в честь Россолимо.
И грим последний, транспорт подан был...
И зло, и слепо
Везли тебя, а небо плакало,
Москва и небо...
Дорога старая – как прошлое,
Она знакома.
И все закончилось. Все прожито.
Хороним. Дома.