Я нынче рано встал и выглянул в окно:
Кругом сугробы, снег — стеной, лавиной!
Хотел я написать стихи про это, но…
Мне не позволила вторая половина:
“Зачем писать про снег?
Зачем писать про дождь?
Не трогай ты явления природы!
Ты лучше напиши о жизни на Земле,
Какие тут и как живут народы.
Ты можешь тем прославиться,
Маститым всем под стать,
Приобрести всемирную известность.
Что гений ты, я знаю,
но классиком чтоб стать,
Обогатить ты должен русскую словесность.”
Быть может, я кому-то открою здесь секрет,
А может, это только слухи ходят,
Но так уж говорят,
что в классики, как в свет,
Мужей за ручку жёны преданные вводят.
Они им создают
Удобства и уют,
И, как за малыми детьми за ними ходят.
Они их обожают,
Сигарами снабжают,
И глаз влюблённых с них они не сводят.
Во всём им ублажают,
Детей для них рожают,
И рядом быть — лишь в этом вся награда.
Но смотрят очень строго,
Чтобы работал много,
И критику наводят, если надо.
Случается, порою захандрят мужья,
Пред трудностями творчества пасуют;
Так жёны тут за них…(не перебрал ли я?)
За них ваяют, пишут и рисуют.
У Льва Толстого почерк был плохой,
Не смог бы напечатать он ни строчки,
Так София Андреевна… (ах, легче за сохой!)
Вновь перепахивала все его листочки.
А что ж наш гений-классик? Да, право же, подчас,
Не ценит он свою подругу жизни,
Хотя она по нём заботой извелась,
И он за ней живёт, как в коммунизме.
Нет, граф Толстой здесь был оригинал:
Хоть графы верховодили веками,
А он все гонорары супруге отдавал,
А сам ходил работать с мужиками.
Не опровергнутых на свете истин нет,
Без исключений нет на свете правил,
И, вопреки жене, великий наш поэт —
Великим стал, он сам себя прославил.
Но Пушкин — он же Гений!
А я — всего лишь я,
И что тягаться с гением мне, право!
Ах, милая жена! Поверь, что для меня
Стихи писать – так это же забава!
Забава — созидательный процесс.
Забава сроки жизни продлевает.
А если меркантильный интерес,
Так это труд, а труд нас угнетает!
Июль, 1998 г.
Хочу сразу же заявить: здесь "К жене" — это не к моей жене, это к жене вообще. Да и стихотворение написано не зимой, а в июле. Всё чистая фантазия, без всяких сугробов. Написано экспромтом, на скамейке Суворовского бульвара, примерно за 40 — 50 минут и тут же прочитано трём незнакомым девушкам, сидевшим на скамейке напротив.