Пока ты ждёшь на остановке,
пока ты тащишься в маршрутке,
пока ты месишь снег ногами,
ты вспоминаешь: был же лёгким,
бросал, как мелочь, щедро шутки,
и размышлялось идеально —
в толпе и гаме.
Пустая комната казалась
когда-то сущим наказаньем,
молчание при встрече с кем-то — невыносимым.
Смерть буднями в тебя вгрызалась —
жизнь начиналась на вокзале,
там мы свободу осязали,
как будто проросла озимым,
устойчивым к рутине, сортом.
Под стук колес, под разговоры
подвыпивших соседей, жадно,
как новогодние подарки,
мы открывали жизни тайны.
Когда-то секс казался спортом;
любовь сворачивала горы
посуды грязной, заставляя
нас быть в разы прекрасней, чем мы
на деле были — нас детально,
будто нагих, всем видно было,
все наши страхи и обиды —
ещё не нарастили прочный
цинизма панцирь;
нас, слава богу, не убило —
но потрепало, были биты
не раз, да так, что думалось досрочно
сойдем с дистанций.
Казалось, это будет вечно,
что зарастут любые шрамы,
что тишина всегда несносной
отравой будет, но теперь
ты — да, уже не столь беспечный,
бордели изучив, и храмы —
в пустынный дом заходишь поздно,
спокойно закрываешь дверь,
и тишина, как экономка,
усталость снимет, будто куртку —
и сядет в уголке, нисколько
присутствием не напрягая...
Пока ты ждёшь на остановке,
пока ты тащишься в маршрутке,
пока ты месишь снег ногами —
ты упражняешься в искусстве
молчания,
чтобы однажды
о чём-то было прозвучать.
13.01.2014