Сколько яду в тебе, дорогой человек-гражданин,
он на долю процента превысил лечебную дозу.
Отвернулась к окну: "Лучше, миленький, челюсть задвинь";
а в стекле отражается пухло-колючая роза.
Я спускаюсь по лестнице, да, не касаясь перил;
благодарность с респектом, ты – мастер холодного душа;
погружаюсь в Москву: а, давай-ка, меня покружи,
закрути и запутай; не слушай, не слушай, не слушай.
Новогодней гирляндой течет, извиваясь, толпа;
кто-то выкрутил лампы, – вот это действительно странно;
это высохли слезы; теперь, чтобы были гирлянды,
предлагаю на вечер поставить фонарик на лбах.
Чтобы сей карнавал совершеннейшим стал карнавалом,
свежий танец напитков устроим, основу основ;
нужен танец напитков и танец из слов небывалых,
заблудившихся северных и непридуманых слов.
Мне отсутствие моря покажется мудрой уловкой, –
так решила молва по прошествии многих времен;
и похожи сограждане местные на раскадровку,
каждый жест совершенен и выверен, запечатлен.
Что-то с ядом – порядок; я здесь, никуда мне не деться,
просто надо всем сердцем любить, ну, а я не могу.
Просто надо всем сердцем любить, просто надо всем сердцем,
и тебя, и величество царское – вашу Москву.