Привет! [А вообще, что тебе до моих приветов? Но вежливость, мать ее, штука не из простых]
У вас, говорят, настоящее бабье лето. А тут снова осень. Внезапная. Как и ты.
И ливень, и грязь по колено [и я в балетках], и тускло-тяжелое небо - свинцом на грудь.
А скептики машут рукой - это Питер, детка. Привыкнешь, смиришься и выживешь как-нибудь.
И я выживаю. По-своему, неумело. [В компании Джека всё кажется по плечу]
Он славный. И, знаешь, ему до меня есть дело, но лишь до тех пор, пока я за него плачу.
Бывает, в час пик, в суматошной привычной спешке, в толпе [обреченных? забытых? - да кто поймет?]
Я очень отчетливо вижу твою усмешку и слышу слегка ироничное - всё пройдет.
Ты тоже пройдешь. Я ведь больше не верю в драмы. Но хочется спрыгнуть с какого-нибудь моста.
Тогда я иду в свой любимый старинный храм и смотрю на Иисуса, взирающего с креста.
______
Привет. Да уж, вежливость - это почти проклятье. Про лето, тем более бабье - полнейший бред.
Балетки я помню, и то голубое платье. [Хоть в толк не возьму - а при чем тут вообще балет?]
Теперь вместо Джека - эспрессо, давно остывший. В кафешке напротив [ты помнишь] всегда бардак.
Не ставлю свечей ни за нынешних, ни за бывших, не верю ни в высшую силу, ни в вечный мрак.
Ты знаешь, мне нравится в этом моем неверьи: ни флага, ни родины - как говорят друзья.
Тебя нахлобучило, детка, вчера похмелье. И да - всё пройдет.
Даже ты. Но [прости]
не я.