Я села на скамеечку рядом с Эдвардом. Он бросил на меня свирепый взгляд… а потом заиграл, и просторный холл заполнили звуки такой дивной красоты, что казалось, за роялем не один музыкант, а двое. Даже моих примитивных знаний хватило, чтобы понять, что этюд очень и очень сложный. Я сидела, боясь пошевелиться, как вдруг услышала сдавленный смешок. Продолжая играть, Эдвард посмотрел на меня и весело подмигнул. — Нравится? — небрежно спросил он. — Ты сам написал? — в восхищении пролепетала я. — Любимый этюд Эсми, — кивнул Эдвард. Закрыв глаза, я бессильно покачала головой. — Что то не так? — Просто чувствую себя полным ничтожеством. Мелодия полилась медленнее и мягче, незаметно превратившись в уже знакомую мне колыбельную. Я, не отрываясь, смотрела на тонкие пальцы, с такой легкостью порхающие по клавишам. — Эта часть посвящается тебе, — прошептал Эдвард. Никогда не думала, что из рояля можно извлечь такие звуки. Наверное, все дело в мастерстве играющего и его чувствах. — Знаешь, ты им понравилась, — заговорщицки прошептал Эдвард. — Эсми особенно! Машинально оглянувшись, я увидела, что холл опустел. — Почему они ушли? — Наверное, решили, что нам нужно побыть вдвоем...
(С.Майер "Сумерки")
Подожди немного, — поколебалась я немного, отстраняясь. Он удивленно посмотрел на меня. Обычно в такие моменты я так не поступала. — Я хочу попробовать кое-что, — сообщила я ему, улыбаясь его изумленному выражению лица. Я положила свои руки ему на лицо и сконцентрировалась. Раньше я не могла хорошо управлять своим даром, во время тренировок с Зафриной, но теперь я лучше понимала свой щит. Стала чувствовать ту часть меня, которая защищала, этот автоматический инстинкт, который сохранял меня прежде всего остального. Я вновь чувствовала его упругость и твердость, охраняющую меня. Я немного напряглась, пытаясь снять его. Это потребовало всех моих сил. — Белла! — в потрясении воскликнул Эдвард. Таким образом, я поняла, что у меня получается. Я стала вспоминать отдельные моменты нашего прошлого, то, как я чувствовала их, позволяя им полностью заполнить мой разум. Некоторые воспоминания были тусклыми — они относились к человеческому периоду моей жизни, когда я видела мир через свои слабые глаза, слышала через свои слабые уши. Я вспоминала моменты, когда в первый раз увидела его лицо… разговор на поляне, его шепот сквозь сон, момент, когда он спас меня от Джеймса, его лицо, когда он ждал меня под навесом из цветов, чтобы жениться на мне, каждый драгоценный миг на острове, его холодные руки, касающиеся нашего ребенка через мою кожу… И яркие воспоминания моей новой жизни, его лицо, когда я впервые открыла глаза на пути к моей новой жизни, к рассвету бессмертия… Его губы внезапно нарушили мою концентрацию. — Ох, ну все, я упустила — вздохнула я. — Я слышал тебя, — тихо прошептал он, — как? Как ты сделала это? — Это была идея Зафрины, мы практиковались несколько раз. Он был ошеломлен. Он дважды мигнул и покачал головой. — Теперь ты знаешь, — тихо сказала я и пожала плечами, — Я никого не любила сильнее, чем тебя. — Ты почти права, — он улыбнулся, его глаза были немного шире, чем обычно, — я знаю только об одном исключении. — Обманщик. Он вновь поцеловал меня, но вновь резко остановился. — Ты можешь сделать это ещё раз? — задал он вопрос. Я скорчила гримасу. — Это весьма непросто. Он ждал с нетерпеливым выражением лица. — Я не смогу вновь сделать это, если ты будешь прерывать мою концентрацию, — предупредила я его. — Я буду хорошим мальчиком, — пообещал он. Я сузила глаза, после чего вновь улыбнулась. Я вновь дотронулась до его лица и сосредоточилась, начав на том моменте, когда только стала вампиром… задерживаясь на деталях. Я смеялась, затаив дыхание, когда его неожиданный поцелуй вновь нарушил моё сосредоточение. — Черт побери, — проворчал он, с жадностью целуя моё лицо, — твои воспоминания точно действуют против меня… И затем мы углубились в эту прекрасную часть нашего навсегда…
(С.Майер "Сумерки.Сага.Рассвет")
Ты как солнечный луч,
столь нежданный для этих широт,
Ворвалась в мою жизнь, разгоняя докучливый морок.
Тёплым ветром лесным,
Притяженьем родимых ворот,
Неуёмным желанием знать, что и я тебе дорог.
Неразумной овечкой проникнув в мой сладостный плен,
Ты для дикого зверя навеки осталась мечтою.
И тогда я узнал, сколь пленительным может быть тлен,
И как тесно венчает бессмертие нас с пустотою.
Спи же, Белла — творенье прекрасное мира людей.
Спи спокойно, ведь я в эту ночь твои сны охраняю.
И пусть жизнь быстротечна — ты будешь счастливою в ней,
Ничего обо мне и проклятьи подобных не зная.
Кто бы мне рассказал, что любовь так бывает слепа
И что столько прекрасного в ней безрассудства таится.
Но теперь ты со мной… Столь наивна, нежна и глупа,
Что не страхом, а страстью твоё подсознанье томится.
Мне так хочется крикнуть: «Беги и останься в живых!» —
Только руки всё крепче и крепче объятья сжимают.
Что ж, пускай будет так, как сама ты решишь за двоих,
А меня муки совести больше, чем «жажда» сжигают.
Спи, родная, теперь и не думай о завтрашнем дне.
Он в надёжных руках моих вместе с трепещущим сердцем.
Ну а ночью я вновь твой восторженный зритель в окне,
Жаль лишь только: ладоням твоим об меня не согреться.
Если б мареву сна был подвластен мой бдительный ум,
Если б древние веки сомкнула дневная усталость,
Мне приснилось бы море и дом, предназначенный двум.
Мне б приснилось, как ты в лунном свете нагая купалась.
Но сначала, пускай будет свадьба, алтарь и цветы…
Будет вальс при свечах… Всё, как память и сердце вещают.
Белла Каллен… Возможно, всё это — пустые мечты,
Только пальцы задумчиво перстень семейный вращают.
Спи, мой ангел, спи крепким младенческим сном.
Спи, моя ясноглазая хрупкая Белла.
Догорает последним виденьем рассвет за окном…
Эта вечность — для нас, если вечности ты захотела.