А скорее всего, мы стоим к океану спиной... Мы уверены в тыле, затылком не чувствуя бездну /я не чувствую тоже, но ветер дрожит под рукой парусами Улисса, лишёнными тела и веса/. И какая волна подступает по счёту ко мне, я, увы, не узнаю, пока не накроет по плечи, словно бархатный плащ север с югом сведя на узле, чтоб не сбросил его я в слепой илиадовый вечер.
Маринисты молчат, и молчат капитаны всех стран о природе воды, что покрепче и рома, и бренди. Я стою к ней спиной, но со мной говорит океан, повторяя отливом: "Умри", а приливом: "Воскресни". И мне было бы страшно стоять и стоять одному / на других берегах одиночество нынче не в моде/, но какой-то рыбак, что забросил Луну, как блесну, намекает на то, что и в небе есть жители вроде... По погоде одеты, от рома и бренди пьяны, ловят тех в океане, кто сдался на милость стихии...
Мы стоим к океану спиной с ощущеньем стены. Он нам смотрит в затылок пронзительным взглядом мессии.