Ноябрь. Мостовая. Булыжники жмутся
Боками и спинами – вместе теплее.
Кристаллики-градины в воздухе бьются,
И в щёки прохожим - острее, больнее.
Я кутался в шарф, я летел по дороге,
Домой бы скорее, горячего кофе.
И вдруг я увидел на самом пороге
Сияющий маленький кукольный профиль.
Её бы, наверное, я не заметил,
Но кукла была совершенно живая,
Сидела малышка на старой газете,
И мне улыбнулась, как будто встречая.
И я любовался, пожалуй, с минуту,
А после ладонями бережно поднял,
Спросил еле слышно: "Откуда ты, чудо?
И что принесло тебя в дом мой сегодня?"
Прокашлялась кроха и тихо сказала:
"Я фея удачи, принцесса, к тому же.
Я в маковом цвете полей засыпала,
Открыла глаза – непроглядная стужа.
Жуки утащили мой компас надежды,
И я потерялась в мирах и пространствах.
Ах, как опрометчиво спать без одежды!
Ах, как без меня моё милое царство?"
Заплакала фея, и стало так горько,
Что сам я чуть в слезы за ней не пустился:
"Согрею сейчас, ты доверься мне только.
Была бы побольше, вот точно б влюбился."
В камине трещали дрова, и принцесса
Вишнёвый глинтвейн пила из наперстка.
Она, оказалось, была поэтесса,
Болтала стихами изящно и просто.
Я спать уложил ее в плюшевой ткани,
Из шарика ваты взбил ей подушку.
Сказала мне: "Хочешь, исполню желанье?
Шепни его ласково в самое ушко."
Я так замечтался, что в сон провалился,
И феечка в нем на цветах танцевала.
Когда же проснулся, весь дом мой искрился
Серебряным светом, а кроха пропала.
Я так тосковал, искал ее всюду,
И улицы в мартовских лужах тонули...
Я верил и ждал своё хрупкое чудо,
И встретил ее на закате июля.
Ах, как же ей шел человеческий облик
И маковый цвет ее легкого платья!
Узнала, забавно нахмурила лобик,
И вдруг засмеялась: "Здравствуй, мечтатель!"