БЕДНЫЙ ПОЭТ
1.
– Каждый поэт
должен дописаться до сказки,
иначе он не поэт,
а какой-нибудь
евтушенко! –
сказал мне Лаврентий.
– Сказка – это рождённое чудо:
ты как бы с Музой
в близких отношениях.
Сказки пишутся
зимними вечерами,
когда за окном
воет вьюга,
а в камине
горит огонь.
Но я люблю писать
сказки в августе,
когда ветки яблонь
гнутся под тяжестью
и ночами стоит
одурманивающий запах.
– Что Вы тянете резину, –
пора бы уже и
приступить к главному! –
возмутился я.
– Ну, тогда слушай, недоумок!
Слушай и запоминай...
«В городе Э,
на Старой Площади,
каждый день
возле памятника
Франсуа Вийону
сидит Бедный Поэт
и продаёт свои стихи:
маленькие книжечки,
величиной с ладонь ребенка;
тоненькие, как блинчики
тётушки Бетисты.
Старый, когда-то синий зонт,
от солнца и дождя
превратился в голубой или,
вернее сказать, – в белёсый.
На плече у Бедного Поэта
возлежит вечно беременная
трёхцветная кошка,
Крошка Доррит,
и поёт бесконечную
печальную песню
на магическом языке.
У ног Поэта
стоит оловянная
солдатская миска
времён Первой Мировой
и иногда
одинокие прохожие
бросают в неё
одинокие монеты.
Глухой звон монет
распугивает сизых голубей:
они взлетают, шумят крыльями
и тогда Поэт отрывается
от своих мечтаний,
а Крошка Доррит
открывает левый
зелёный глаз...
Иногда на Старую Площадь
заезжает
туристический автобус
и из него вытекают
любознательные
и жадноватые японцы;
наводят фотоаппараты
на скульптурную композицию
и прочее...
В это время
появляется
Злая Старуха...
Злая Старуха –
единственная поклонница
Бедного Поэта, –
представительница
Первой русской эмиграции:
графиня Мумук-Хибинская,
о которой ходили сплетни,
что она была
ученицей Гумилёва
и любовницей Блока, –
или наоборот.
Что именно
«Она пришла с мороза...»
хотя, в эмигрантском гадюшнике
её зовут
просто Злая Старуха.
В молодости она
была похожа на Кустинскую
и из-за неё даже стрелялся
корнет Арнольд Сивцев-Вражек,
но, к старости,
когда красота исчезла
и она стала похожа
на Раневскую,
она возненавидела весь мир
и начала делать гадости.
...и в это время
появилась Злая Старуха
и начала кричать
скрипучим голосом
уличной торговки
на углу Невского
в 1911 году:
– Идиоты!
Спешите купить
гениальные стихи! –
и бегала
за изворотливыми японцами,
как за подростками
из школы им. Лассаля...
Одинокий шекель
звякнет о дно
оловянной миски,
вспорхнут жирные голуби,
автобус втянет поток
черноголовых туристов,
мягко закроются двери,
объедет вокруг памятника
и свернёт
на Сиреневую улицу.
Но вот, однажды...
2.
Но вот, однажды...
В августе было
еще тепло, а иногда
выдавались и жаркие дни.
На Медовый Спас
Бедный Поэт
сидел у памятника
и потихоньку
сочинял сонет
«Над Ратушей проплыли облака».
На площади было тихо:
ворковали голуби,
воды фонтана пели
торжественную песню,
и только два оболтуса, –
конопатые отпрыски
кондитера Любке, –
горланили во всю мощь
папину песню:
«Тройе либе бис пум грабе...»
и швыряли в Поэта
огрызками яблок...
Подъехал автобус
и из него вышла
девушка с цветами.
Из автобуса вышли
и другие люди, но
Поэт увидел только её:
В лёгком голубом платье
с букетиком сине-рыжих цветов,
вся солнечно-загорелая, –
она сама была
словно прекрасный цветок.
Стоит только
один раз
взглянуть на неё –
и ты в её власти.
Во власти красоты!
А уж если
она улыбнется Вам, –
то Вы, как единороги, –
становитесь на колени
и целуете её босоножки.
Стоит увидеть
Её один раз –
и хранишь образ
всю жизнь,
словно последнюю спичку
в непролазной тайге.
Возле неё,
как шмель,
вертелся и жужжал
длинноносый субъект
с острыми глазками...
– Добже!
– Добже, пани Эльжбетта.
Она отмахнулась от него,
как от насекомого
и пошла к памятнику.
Она посмотрела на Франсуа,
подмигнула ему
и рассмеялась
звонким смехом –
степным колокольчиком.
Она погладила кошку,
и Крошка Доррит
изящно
выгнула спинку.
– Сколько стоит? –
она взяла книжку.
– Один поцелуй, –
сказал Бедный Поэт
и нахмурился.
Смотреть так близко
в её синие глаза
было невозможно –
пропадёшь навсегда...
Она нагнулась
и поцеловала Поэта,
и этот
влажный поцелуй
долго-долго
оставался
на его губах.
Она уходила,
но потом вернулась,
поцеловала цветы
и протянула их Поэту.
Всё! Финита!
Ох, уж эти полячки!
Вспомните гоголевского Андрея,
вспомните пушкинскую
Марину Мнишек,
и вы поймете,
что нет прекраснее
на этом белом свете
польской колдовской красоты!
Автобус уехал...
И, видя печальное
лицо Поэта,
Крошка Доррит
обняла его
обеими лапами за шею
и прижалась мордочкой
к его кадыку.
3.
Прошло полгода...
И вот,
как-то по весне
у памятника Франсуа
восседали наши знакомые:
Бедный Поэт,
Крошка Доррит
и Злая Старуха.
Злая Старуха
являлась центром
этой композиции
и продавала
новую книгу Поэта:
«Влажный поцелуй»,
фиалки
и четырёх котят,
спавших в корзиночке.
Оловянная миска
была пуста,
не считая
одного шекеля,
который был приклеен
ко дну миски
«на счастье».
Одинокие прохожие
спешили по своим делам,
изредка косясь
на Франсуа Вийона.
Иногда появлялся
огромный облезлый котяра,
Папаша Фридрих, –
торжественно
обходил Площадь
и ночевал
в узких лабиринтах
Сиреневой улицы.
Подъехал автобус...
И из него вышли
литературные гиганты:
Роберт Фрост,
Чеслав Милош,
Вислава Шимборская
и примкнувший к ним
Иосиф Бродский.
Они медленно подходили
к Франсуа Вийону...
– Идиоты! – закричала Старуха, –
купите гениальную книгу!
Литературные гиганты
были любознательными, –
они стали перелистывать книжку.
– Э! – сказал Роберт Фрост.
– У! – сказал Чеслав Милош.
– О! – сказала Вислава Шимборская.
Иосиф Бродский промолчал,
потому что
у него не было слов.
Начала собираться толпа...
Любопытные японцы
и доброжелательные евреи
защёлкали фотоаппаратами.
В считаные минуты
были распроданы книги,
фиалки и котята.
В опустевшую было корзину
дождём посыпались
евро и доллары.
Длинная очередь
выстроилась за автографами.
Злая Старуха
еле успевала
пересыпать мелочь
в свой фартук.
Примчалось ТВ.
И Крошка Доррит
взобралась
на голову Поэта,
чтобы её
было лучше видно.
Правая рука Поэта
настолько устала,
что ему приходилось
писать левой,
что придавало почерку
особую изысканность.
В течение месяца
все мировые СМИ
жужжали об
открытии Нового Гения.
Крупные издательства,
включая «Ардио» и «Эксмо»,
выпустили книгу
«Влажный поцелуй»
огромными тиражами.
«Влажный поцелуй»
представлял
изумительную лирику, –
вернее сказать, –
целомудренную эстетику.
В отличие
от Веры Павловой,
там не было
постельных сцен,
а была чистота,
несвойственная Нашему Времени:
Книга
«для детей и эстетов»
как говорил
Макс Жакоб.
«Влажный поцелуй»
посвящался Эльжбетте.
В основном, сонеты,
где героиня была
в экзотических одеждах.
А если Поэт
позволял себе
её раздеть,
то моментально слетались
трогательные бабочки
и садились на груди,
а возле ног
вились золотые пчёлы
и собирали нектар
с только что
созревшего плода.
Критики словно взбесились
и обвиняли Поэта
в пошлости,
но им никто не верил...
Через полгода
вышла новая книга
«Рыжий букет».
Прошло одиннадцать лет...
Крошка Доррит
давно умерла:
её похоронили
в скверике
на Сиреневой улице.
На её могилку
часто приходили
Поэт и Старуха:
плакали и читали стихи.
Иногда появлялся
постаревший хромой
Папаша Фридрих
и мурлыкал
длинную колыбельную песню.
Однажды
на вилле Поэта
появился
длинноносый субъект, –
некто
Стефан Жеромский-младший,
и рассказал о том,
что Эльжбетта
была счастлива,
читая стихи,
посвящённые ей;
она вышла замуж
по любви
и умерла
шесть лет назад,
от родов, в Познани...
В последнем интервью
Поэт заявил:
– Я ухожу!
В середине августа
было тепло...
На Старой Площади,
в городе Э,
возле памятника
Франсуа Вийону, –
в субботу
после полудня, –
собралось много народа.
(Было много детей
и воздушных шариков).
Мэр Сабянини
произнёс
торжественную речь.
Бедный Поэт
прочитал стихотворение:
«Прощай, моя любовь!»
и пошёл по площади.
Толпа расступилась
и ему под ноги
посыпались цветы.
Поэт подошёл
к конопатому внуку
кондитера Любке
и попросил одолжить
воздушный шарик.
Бедный Поэт
шёл через площадь
с воздушным шариком
в руке и улыбался.
На самом краю
он поднялся в воздух
и полетел.
(Все поэты улетают
на воздушных шарах).
Он поднимался
всё выше и выше,
пока не превратился
в светящуюся точку
и исчез.
На площади
стояла тишина.
Внук кондитера Любке
закрыл лицо
обеими ладошками
и заплакал...
Весной
у подножия памятника
Франсуа Вийону
была сооружена
самая удачная
работа
Зураба Церетели, ¬
Бедный Поэт,
Крошка Доррит,
Злая Старуха
и Эльжбетта
с цветами
были
словно живые.
Франсуа Вийон
насмешливо посматривал
на толпу туристов,
которые копошились
там, внизу:
дети гладили
Крошку Доррит,
и им казалось,
что она
вот-вот замурлыкает;
пожилые люди
гладили по голове
Злую Старуху;
девушки прикасались
к лицу
Бедного Поэта
влажными губами;
молодые люди
становились на колени
перед Эльжбеттой
и целовали
её босоножки...
Вечером
над Старой Площадью
в городе Э
вставала таинственная
и чуть-чуть
печальная звезда.
Август 2016 г