НА просторах СССР. Глава 10

Евгений Пономарёв 3
 
Ташкент. ТИИИМСХ. Из Интернета

                Глава десятая
                ALMA MATER (Альма – матер)* –
                *фразеологизм \лат.\ синоним слов университет, институт

В институт я поступал без особого желания, здраво оценивая свой общеобразовательный багаж. Скорее всего пошёл на поводу желания жены, которая старше меня на 4 года. Ей надоел мой образ жизни – экспедиции по полгода, периодическая смена места работы, частые выпивки не известно где и с кем. Короче – в семье я был не хозяином, а квартирантом. А ей хотелось тихого семейного счастья. Два сына требовали мужского внимания. А если женщина чего сильно захочет, то непременно добьётся.

Я был уверен, что вступительные экзамены для меня непреодолимый рубеж.
Но при Учхозе ТИИИМСХ* открылись подготовительные курсы, на которые меня приняли без аттестата, но с дипломом об окончании речного училища – среднетехническое образование тогда ценилось. Алкоголь и никотин конечно значительно снизили потенциал мозга, но к счастью извилины ещё шевелились
и на удивление я довольно быстро освоил основы математики и физики,
а по литературе и русскому языку даже выбился в передовики потому, что читал много не зависимо от местопребывания и характера работы.

*Учхоз ТИИИМСХ – учебное хозяйство ташкентского института ирригации
и механизации сельского хозяйства \авт.\

Учхоз занимал приличную площадь в несколько десятков га пахотной поливной земли с административными зданиями, механическими мастерскими и 3-х этажным общежитием, в котором были и столовая, и учебные классы. Располагалось оно
в 50-ти км от Ташкента и в 3-х…5-ти км от населённого пункта, в который приходили рейсовые автобусы. Это важно потому, что большинство преподавателей приезжали только на свои учебные часы без ночёвки. А студенты (абитуриенты) могли отлучиться иногда только на воскресенье при поведении без замечаний и хорошей успеваемости. Со стороны это могло показаться казарменными строгостями,
но по- другому было бы трудно поддерживать порядок потому, что ученики были
не моложе 20-ти лет и, как минимум с 3-х летним стажем работы. Но таких стариков, как я, было всего несколько, а успешно закончили курсы из них, кроме меня, только двое, причём с одним из них- Геннадием мы стали друзьями.

А вот с парторгами мне не везло. В Казахстане в училище механизации парторг принял на свой счёт, написанную мной басню, которая была опубликована
в местной газете и в отместку снизил мне оценку по своему предмету на выпускных экзаменах. Здесь же я получил наказание от парторга заслуженное, но в очень унизительной форме. На утренней перекличке он вывел меня перед строем абитуриентов и сунул мне в руки сделанный из газеты кораблик, полный окурков.

В течение нескольких минут он изощрялся в красноречии, смешав меня с грязью –
я безответственный легкомысленный, не уважающий товарищей и правил общежития субъект, которому не место в коллективе. Дело в том, что здесь было запрещено курить в помещении, а я увлёкшись чтением не захотел выходить ночью на перекуры. Сделал пепельницу из газеты в виде кораблика и смолил сигареты одна за другой с частотой в зависимости от сюжета (не помню, что читал, но точно
не КАПИТАЛ). Форточка была открыта, а пепельницу я надеялся уничтожить
до утренней поверки. Но судьба-злодейка распорядилась так, что именно в эту ночь дежурным преподавателем оказался парторг. В прошлом он был военным, даже чуть ли не капитаном и свои обязанности всегда выполнял очень скрупулёзно.

Совершая утренний обход, он обнаружил меня спящим в одежде (я так и заснул
с книгой в руках), а рядом с кроватью – мою пепельницу полную окурков.

Учитывая возраст, успеваемость и активное участие в полевых работах, руководство курсов решило применить наказание в виде лишения увольнительных на два выходных. Такое наказание для меня, привыкшего жить в вагончиках и общежитиях, а не в домашних условиях, было не обременительно. Гораздо больше меня задело выставление посмешищем перед строем. Было стыдно перед молодёжью
и до окончания курсов старался не совершать подобных поступков.

В Учхозе наряду с изучением общеобразовательных дисциплин нас привлекали
и к полевым работам. Здесь я освоил ещё одну специальность – водителя ХУМ (хлопкоуборочная машина) и всю осень до снега совмещал учёбу с работой на ХУМ ХТ-1,2*

*2-х рядная ХУМ для междурядий 60 см на базе трактора Т-28Х3.

Занимались на курсах круглый год – без каникул и получившие зачёт принимались
в институт без экзаменов. При этом в институте было три вида обучения – очное, вечернее и заочное.
Мы с женой решили, что для меня смысл имеет только очное обучение. Но на очное отделение принимали в возрасте до 35 лет, и я был на грани. Однако фортуна в лице председателя приёмной комиссии снова улыбнулась мне – он решил, что поступив на подготовительные курсы в 34 года, я автоматически являюсь студентом и надо только оформить это документально.

Другая проблема возникла с неожиданной стороны. Когда я заявился на работе
с заявлением об уходе по собственному желанию, директор МИС*, где я в это время числился трактористом, возмутился и отказался подписать заявление.
Он мотивировал это тем, что во время учёбы мне выплачивалась зарплата.
Но юридически более грамотный главный инженер убедил директора, что удерживать меня они не имеют права, а оплачиваемые отпуска на учёбу предусмотрены законом.
*МИС – машиноиспытательная станция \авт.\

В конце –концов, отработав положенные по закону 2 недели, я получил расчёт
и начал оформляться в институт. В Ташкент ездил каждый день, как на работу. Иногда оставался ночевать у Геннадия. Они жили в 2-х комнатной квартире 5-ти этажного дома в новом районе Северо-Восток 2, выстроенном после землетрясения. Квартиру получила жена Геннадия – Света, уже несколько лет работавшая на почте.
У них было двое детей – старшая дочь Наташа и сын – Олег. Мне все они очень понравились – весёлые, трудолюбивые, доброжелательные оптимисты. Тогда
я не задумывался о том, как им удаётся выкручиваться без подсобного хозяйства,
при довольно низких зарплатах и существующих тарифах на ЖКХ. Но они никогда
не ныли, а старались не вылезать в своих потребностях за пределы возможностей.

Геннадий с женой тоже решили, что в нашем возрасте (мы с ним одногодки) имеет смысл учиться только очно. Мне было проще – моя семья не нуждалась в моей материальной помощи и стипендию я мог тратить только на себя (дорожные расходы, сигареты). Но Геннадий тоже нашёл выход – устроился ночным сторожем
в детский сад недалеко от своего дома. Зарплата небольшая, но со стипендией бюджет получался прежним.

В начале учебного 1971 –года всех новоиспечённых студентов распределили по факультетам и разделили на группы. Состав групп получился очень разношёрстным. Например, в нашей группе были вчерашние десятиклассники, молодёжь со стажем работы и мы с Геннадием – 35-летние «старики». При этом по национальности настоящий интернационал. Наряду с представителями союзных республик были и иностранцы: Надир эль Шейх из Египта, коротышка Али из Йемена, один из Сирии и несколько представителей Африканских племён, имена которых уже не помню, всего 7 человек. Была единственная представительница прекрасной половины – казанская татарочка. До сих пор не понимаю зачем её занесло на чисто мужской факультет Механизации сельхозпроизводства. Были и другие факультеты, более подходящие для женщины. Тем более, что была она хрупкой малого роста – такая серая мышка.

Меня, вероятно по возрасту, избрали старостой группы – не любил я это определение потому, что в памяти были свежими литературные образы старост времён ВОВ. Сама должность не была обременительной и заключалась в основном для связи группы с деканатом по общим вопросам, не требующим присутствия всех студентов. Но были и щекотливые моменты, когда требовалось проявлять находчивость, такт и даже строгость. Например, деканат очень строго следил за посещаемостью. И старосте не было надобности закладывать прогульщиков – для этого был классный журнал, но в любом случае расследование начиналось с беседы декана со старостой.

Родителей конечно не вызывали, а приходилось самому находить подход, вызывать на откровенность и посещать места проживания. Пропускали обычно первые пары любители поспать, особенно те, кто жил в общежитии. Там имели место и ночные
кутежи, и азартные игры. Но с этими боролись со всей строгостью – лишали места в общежитии, или даже исключали из института. Правда об этом я только слышал, но на факультете при мне такого не случалось.

Или такой момент. В институте укоренился обычай – в день сдачи любого экзамена аудитория украшалась разными причиндалами: скатерть, цветы и обязательно – чай и что-нибудь к чаю – конфеты, фрукты и всё это за счёт студентов. Собрать деньги, всё закупить и разместить должен, конечно, староста. Я воспринимал это, как национальный обычай и всё устраивал в лучшем виде для преподавателей любой национальности кроме русской.

Я подумал, что русский может обидеться и принять это, как подхалимаж. Поэтому перед экзаменом с русским преподавателем застелил стол газетами и поставил только чайник с зелёным чаем. Преподаватель зашёл в аудиторию и через несколько минут пригласил меня и ещё трёх студентов ( одновременно в аудитории было только по четыре человека, когда один выходил, приглашался следующий). Обратился преподаватель ко мне первому и каким-то ироническим тоном: - Ну, как староста, готов к экзамену? Я ответил, что готов, а он тем же тоном – не заметно, посмотрим, бери билет.

Билет мне достался лёгкий и через 5 минут я сказал, что готов отвечать. После того, как я ответил на вопросы по билету, он задал несколько дополнительных, на которые я тоже, не только по моему мнению, ответил удовлетворительно. Такая оценка «удовлетворительно» оказалась и в зачётке. Я собственно не переживал потому, что за такую оценку стипендии не лишали, а на повышенную моя успеваемость по общеобразовательным предметам, особенно по химии и математике, явно не тянула. Повышенную стипендию я начал получать на 3-ем курсе, когда в программе остались только технические дисциплины по специальности «Инженер – механик».

Так и покатились один за другим учебные годы с обычными для всех студентов проблемами, трудностями и радостями.

Я быстро понял, что ежедневные поездки домой на пригородном поезде, или
на автобусе не смотря на небольшое расстояние ( 30 км) отнимают много времени
и не рациональны. Поэтому с согласия жены с одним из однокурсников- Анатолием снял комнату рядом с институтом у одиноких стариков евреев. Комната была
в пристройке к дому с отдельным входом со двора. В ней имелась небольшая
печка- плита, пригодная для топки и дровами, и углём, а все остальные удобства –
во дворе. Оплата была невысокой и вполне укладывалась в наш бюджет. Увеличивались расходы на питание, но мы были не привередливы и обходились одним обедом по пакету пельменей, или картошкой с салом, которое привозил из дома Анатолий, родители которого жили в одном из совхозов Сырдарьинской обл.
Кое-что, в основном продукты с огорода, привозил и я после поездки домой на выходной. Утром обычно чай с бутербродом, а в институте во время обеденного перерыва (большая перемена) – по 4…5 пирожков со стаканом кофе с молоком.

Иногда, чаще всего перед зачётами, или экзаменами, оставался ночевать у Геннадия, где меня всегда принимали, как своего. Геннадию учёба почему-то давалась тяжело и нам с трудом удавалось подтягивать его до уровня, чтобы не лишили стипендии.

Преподавание и вся литература были только на русском языке, а из иностранных по выбору самого студента, немецкий, или английский. Логичнее было бы изучать язык страны проживания, но в то время государственным языком для всех союзных республик был русский. Иностранных студентов удивляла дешевизна литературы и они десятками томов закупали техническую и художественную, отправляя посылками на родину.

В Речном училище я изучал английский, а здесь выбрал немецкий потому, что жена закончила иняз и преподавала в школе немецкий язык. При этом она в совершенстве владела узбекским, изучая его с рождения не только в общении, но и читая подлинники со словарём. Таким образом она для меня была переводчиком и с немецкого текста, и в общении с узбеками. Благодаря этому, или вернее – к сожалению, я запомнил из этих языков всего по несколько слов.

Зимой мы занимались только в аудиториях и лабораториях, т.е. в помещении по 8…10 часов. Зато летом всё время за исключением одного месяца каникул, проводили на различного рода практиках и полевых работах в учхозе. Меня обычно назначали инструктором, как более других знакомого с техникой и опытом работы на тракторах. Я не корчил из себя руководителя и легко находил общий язык со студентами любого возраста и любой национальности.

На полевых работах в период уборки урожая хлопка неожиданно проявилась неприятная особенность моего организма – острые приступы аллергии. Проявлялась она в виде насморка – из носа текло и чихал непрерывно по несколько минут. Несколько раз сдавал тесты на выявление аллергена. Специалисты, как один твердили, что аллергеном для меня является полынь. И только несколько лет спустя я узнал, что им запрещено признавать в качестве аллергена хлопок, вернее препараты, применяемые при его выращивании  – десиканты и дефолианты.

Таким образом для меня незаметно пролетели 5 лет учёбы в институте. Особых знаний я не приобрёл, а то, что сохранила память практически оказалось не нужным. Это было очевидным с начала учёбы, если бы кому-то пришло в голову критически проанализировать Программу обучения. Но она была утверждена на очень высоком, хотя и не всегда компетентном уровне и обсуждению не подлежала. В качестве примера интересно посмотреть перечень, изучавшихся мною дисциплин, из Зачётной ведомости:
1. История КПСС – отлично
2. Марксистско-ленинская философия-отлично
3. Политическая экономия – отлично
4. Научный коммунизм – отлично
5. Иностранный язык – отлично
6. Высшая математика – отлично
7. Физика – хорошо
8.Химия – отлично
9. Начертательная геометрия – хорошо
10. Техническое черчение – хорошо
11. Теоретическая механика – отлично
12. Сопротивление материалов – отлично
13 Теория механизмов и машин – отлично
И т.д. и т.п. – всего 47 наименований, а в заключение: - Выполнил и защитил дипломный проект на тему «Проект комплектования МТП в совхозе Уч-Кахрамон Джизакской обл.» с оценкой – отлично.

Кстати, мы с Геннадием упросили декана, чтобы нас на преддипломную практику направили в один совхоз. В совхозе нас встретили хорошо – выделили отдельный номер в гостинице, выдали талоны для бесплатных обедов в столовой, но до конца практики так и не поверили, что мы студенты. Вероятно, из-за возраста и потому,
что мы много фотографировали в мастерских, сельхозмашины в работе и особенно свалку металлолома. В первый же вечер в гостиницу к нам в номер пришёл главный инженер с бутылкой водки и всё пытался выяснить от какой организации мы приехали с проверкой. Мы показывали студенческие билеты, направление от института, но убедить его, как потом выяснилось, так и не удалось.

А выяснилось это уже дома, когда мы хотели проявить плёнку, а она оказалась полностью засвеченной. Мы и смеялись, и восхищались находчивостью кадров,
так ловко уничтоживших «улики». Но дипломные проекты многое потеряли из-за отсутствия фотографий.

Успешно закончив институт, я получил красный диплом, который давал право самому выбрать место работы, но не давал права на повышенную зарплату.

В Янгиюле выбор для меня был невелик – или вернуться на прежнее место работы, но уже в качестве инженера, или поступить научным сотрудником в НИИ САИМЭ*, который был расположен в одном районе с прежним моим местом работы – МИС.

*Научно исследовательский институт ( Среднеазиатский институт механизации и электрификации сельского хозяйства).

Я плохо представлял суть работы научного сотрудника, но знал, что конечной целью каждого их них является защита диссертации на учёное звание кандидата и доктора наук. Я решил испробовать себя на новом поприще. Директор института узбек старше меня не более, чем на 2-3 года при первой беседе сказал, что они могут принять меня на работу в качестве младшего научного сотрудника, а дальнейшее будет зависеть от себя самого. Я попытался поторговаться, ссылаясь на свой возраст, и принять, если не старшим, то хотя бы средним сотрудником. Он отдуши рассмеялся и объяснил, что такой должности в науке нет, а на звание старшего н.с. даже кандидаты наук защищают отдельный диплом. По телефону он пригласил к себе в кабинет руководителя лаборатории механизации междурядной обработки хлопчатника и, как говорится, передал меня с рук на руки с добрыми пожеланиями.

Руководитель лаборатории Асаметдин определил меня на место в одном из кабинетов и проводил в отдел кадров, где меня и оформили младшим научным сотрудником с окладом 120 руб. В этой лаборатории, не меняя даже стула, на который сел в первый день работы, я прошёл путь от м.н.с. до к.т.н. и ст.н.с.
за 20 лет, но об этом периоде жизни вероятно будет отдельный рассказ.

Продолжение - http://www.stihi.ru/2016/10/06/4356