Забавная штука - Словесность
Забавная штука - Словесность!
Змейкой вползает в строку запятая.
Вот отыскала укромное место. И... в
Дело закралась, след заметая.
ДЕЛО:
В тайне от рабкультпросветпродотряда
товарищ подпольную создал структуру:
гнал самогон и в подполье складывал.
Вот заявление в прокуратуру.
Вывели парня - казнить, иль помиловать?
Змейка за словом "казнить" притулилась
И... расстреляли
Точь в точь по писанному.
Нынче писарь - грозная сила!
На караул вокруг эшафота
встала бригада. Палач поименно
список зачитывает тех, которых
не помиловал Писарь обыкновенный.
На Вологодчине - Римское право!
В рану поверженного смельчака
Смерть опускает сенатора палец,
нет, не сенатора, - писарчука!
Писарь смертельные ставит пометки.
Вот задымился в подножиях хворост.
Господи, как нам закончить всё это:
"Казнить, запятая,
ещё раз,
ещё раз!"
Николай Гумилёв, Павел Флоренский,
Блюхер, Бабель, Мандельштам, безвестьев…
Эх, какая река утекла,
целое русло пропавших без вести!
P.S.
А где наш маленький герой,
потомок гадов раболепных,
он, как и прежде, запятой
терзает судьбы человеков?
Увы!
И ныне - как всегда.
Всё тот же скрып пера привычный,
и писарь, парень закадычный,
и эшафот,
et cetera…
Фотография М. И. Цветаевой, 1940 год
Сколь наши домыслы причастны
К свершённой гибели земной?
Вот правым глазом, взором ясным
Марина воскрешает строй
Беспечной королевы звука.
Она вдали, она над всеми!
Так смотрит девочка из тени
На крепкую мужскую руку...
А левый глаз – беды соринка,
Груз в;ковый прожитых лет.
Увы, не расточит слезинки
Фотографический портрет.
Уж тень Елабуги припала
К руке злодейской, и злодей,
Взалкал и следует за Ней,
Он приготовил смерти жало.
Два разных глаза, два крыла...
Подуло к полночи прохладой.
Она очнулась и ушла.
Елабуга, будь ты неладна!
Я мог её остановить,
Отнять верёвку, выждать время,
Забыв о том, что русский гений
Свободен быть
или не быть.
Смерть Николая Гумилёва
Гумилёва читаю, как пью, и не надо вина.
Золотистая речь рассыпается жемчугом моря.
Припадаю к источнику, фыркаю, жмурю глаза
И на миг забываю, что пью послесловие горя.
Горе входит, как тень, и неспешно ложится у ног.
Оно трогает кожу и лижет случайные мысли.
Николай, объяснитесь, Вы дали смертельный урок,
Накормив эту тварь из златой Николаевской миски!
…Его вывели утром. Был август, и падали звёзды.
Вертухаи зевали, патрон досылая в размер.
Он стрелкам по глазам полоснул огоньком папиросы,
И шепнул что-то смерти на свой, на гусарский манер.
Заворочалось небо, но утром чудес не бывает.
Спохватился старшой: Р-равняйсь, целься в грудь, не жалеть!
Гад последний сказал: "Мало, кто так умирает!"
И рванул за подол присмиревшую барыню Смерть.
Памяти О. Мандельштама
Как лист бумаги подержанной,
Брошенный в ноги времени,
Бродил Мандельштам поверженный
Ночами, не чувствуя бремени.
Детишкам напишет баечку,
Иль с Пушкиным в рифме сложится.
Днём – денег только на маечку,
А ночью – п;шется, мн;жится!..
Окно. Просыпаться не хочется.
Солнце - стальное лезвие.
Пол;ночное одиночество
Полуденного любезнее.
Осип, не бойтесь света!
Давайте чинить начала,
Детишек страны советов
Бросать в стихотворные чаны,
В кипящее Слово Божие!
Осип ответил глухо:
«Я обнаружил кражу:
Чаны пусты.
Сухо."
Он уходил испуганный.
Ему не хватило времени
Ночь обратить в пугало
Дневного дурного бремени...
Памяти Иосифа Бродского
Иосиф раскурил заначку, стряхнул неаккуратно пепел
и тронул ящерицу-рифму.
Она казалась неживою, лишь глотка втягивалась мерно
при каждом вздрагивании кожи.
"ДелА!" – сказал себе Иосиф,- "Скрипит в уключинах Харона
Трахея рифмы сладкозвучной"…
* * *
Когда в имениях Хрущёва
О красках рассуждал бульдозер,
И нормой главного закона
Был гнев партийно-всенародный,
Собрал Иосиф всё, что было,
А было Ёське двадцать лет.
И фрезеровщика кормило
Сменил на прозвище «поэт».
Но норма главного закона
Была завистливой и жадной.
И фрезеровщики поэту
За тунеядство дали срок.
Сто-оп!
Тунеядство - выше нормы.
Оно, как воз телеги смрадной,
Парит, и чувствуется лето
Сквозь кучи смерзшийся кусок...
Но время - мудрости зело!
От планетарных притяжений,
Кардиограмм сердцебиений,
Не начатых стихотворений
(недолетевших НЛО),
Остался на бумаге росчерк,
Машинописная строка
И дней дождливых облака,
Венеция и...
остров Мёртвых...
Век Бродского
"О, сколько света дают ночами
сливающиеся с темнотой чернила!"
И. Бродский "Римские элегии"
- Бойтесь Иосифа Бродского.
Его планетарный разум
в извилинах жизни скотской
парит над пучиной праздной.
Ахматова (слышали новость?)
берёт его на поруки.
Анна Андреевна, Бродский -
Окололитературный трутень!
Его писанина - мОрок.
Он в жернова двустрочий
Рифму на мельнице Боговой
Вжимает до боли в точке!
- Если не чувствовать боли,
Кто через век поверит,
Что жили не только моли
В складках сгнивших материй...