Поселилась внутри тишина и наружу не просится,
И свернувшись в кошачий калачик, храпит на полу,
Спит моя тишина на холодном полу одиночества,
В одиночестве свила, как птица гнездо, конуру.
Будь я тем, кто был жив после смерти, сказала б
Надгробная. Говорят про нее гробовая, когда подойдут,
Черезмерно живая моя тишина и извечно голодная,
На другую хочу обменять, но боюсь, не поймут.
Я хотела б взамен настоящую, робкую, скромную,
И глаза чтоб большие, коровьи, как плошки пусты,
А свою тишину неспокойную, неугомонную,
Передать бы страдальцу, поддать в его жизнь остроты.
Ну, а скромную, мне. Романтически-нежную, плавную,
Раболепно-земную, как в омут в нее, с головой,
Я беречь ее буду и в слиток ее переплавлю, я,
Обеспечит молчания слиток душевный покой.
Эту вынесут вон, на больничных носилках два розовых ангела,
Прямо в рай, пусть она в ком другом от меня отдохнет,
Пусть поселится в лучшем и в нем попускает кораблики,
Наблюдая спокойно, какой же куда приплывет?
А меня пусть оставит! Как будто бы я не умею карабкаться!
Лезть из кожи, плясать на столе, целоваться взасос,
Я с тобой говорю, Тишина! Ты оглохла? Расплакаться,
И услышать в ответ Тишину, задавая вопрос.