Совместный проект Юлии Рахманиновой, она же "Оставила на память" и Сашки Михайлова.
Ю.Р
Привет Вам, трубадур дорог
Тверских и Псковско-Новгородских,
чей месяца прозрачный рог
иным - урок средьземноморской.
В душе, что прежде мёд и яд
и ягоды икры лягушьей,
и голос-раб молчать бы рад,
но падок на неравнодушье.
Короче, тот же самый бред...
но эти милые ступени
на фото...
Здравствуйте, сусед
по пошехонию и теме
С.М
Привет, привет! Иных красот
не отпускает сердце долго
а я всё тот-же рифмоплёт
с мечтой всё той-же светлой, горней...
Да, мало лестниц в небеса,
всё больше в тошные подвалы,
про них смолчу, глаза видали
из под лихого картуза
красот земных гораздо больше
и тем стоим в своём веку,
где доверяем междустрочью
легчайшую на вес тоску.
Вот и весна! Цветы вокруг!
И Белых Сумерек бессонье...
Я так Вам рад, мой добрый друг,
здесь, в этом нашем пошехонье
Ю.Р
как редко мы непрочно дышим -
средь курсов всяческих валют
за жизнь всё менее дают...
давайте что-нибудь напишем?
С.М
конечно, да. мотив не ясен,
зима? созвездие забот?
спрошу у ангела согласья
и дам стихам весёлым ход
или весёлый ход беспечным,
и грустным дам, пожалуй, шанс.
но добрым - точно! шагом в вечность
или бегом...
Помилуй нас
Ю.Р
А кристаллы воды
при звучании слова "любовь"
чистотой своих форм
совершенней брильянта любого,
(Дарвин,не прикословь!)
во-первЫх было всё-таки слово -
канонический кёрн
материнской комфортной среды.
А при слове "война"
и синонимах - сборище клякс
или мизерных взрывов
заместо высот филиграни.
Значит каждый из нас
многоклеточно точечно ранен
во двух третях воды
(супротив одной трети г..на)
Это присказка, но.
Впечатленья минутного крыж
средь столицы воды,
избежавшей вечор наводненья.
Слово - плод? - решено:
Вы, вкусивший, отбросьте сомненья -
выплываем в окно,
на просторы заснеженных крыш.
Вы и я - vis-a-vis,
в самой лунной из всяких гондол,
так бессовестно-часто
сокрытой то хмарью, то смогом.
Если ведь не сейчас, то
когда ж нам, ходящим под Богом,
не за лавр и обол
петь про разные формы любви?
С.М
Я гляжу в умилении: плод.
Боком к белой Луне,
Не в окопе зимы, не в челне -
Между створ Атлантиды,
Но по крышам любви, словно год
Окончательно вызяб.
Будто не было в жизни преград,
И мохнатые кони
в ледянущем и давнем сезоне
Били в крошево лающий лёд,
Нарекая тебя Петроград.
А печаль всё несёт и несёт
Ждать бессмысленно. Пишем.
Разберёмся потом, в тишине,
Сколько слов было лишних
Ю.Р
От города к родам, от имени - к именью,
где нАд полем вальдшнеп всё блеет на лету,
и одрам и гробам мы - не местоименье,
а надфильный поскреб по шейному хребту.
Всё наше здесь: в земле, воде, камнях и травах,
мы в это вплетены, как в ивовую вязь
корзинного годе. Нам блат на переправах
во глубь любой весны и торфяная грязь,
ценнее, чем лукум. Патетика? Пустое;
мы здесь обречены любить отчизну внутрь.
И цепенеет ум. Ведь мы зверьё простое
с вкраплённостью в душе. Её и перламутрь.
Обваливай, слюнявь, обкладывай словами,
царапающий кварц эмоцией мягча -
так сглаженнее явь меча над головами,
но как любой эрзац - он не даёт ключа.
Зачем мы так слабы пред страстью нашей вящей?
Ведь горькая любовь и сладкая печаль -
пожалуй, наше всё в эпохе настоящей,
и это наша новь,и Оно, и грааль.
С.М
Караван из Ирана, ковры и вино с тонким вкусом,
Путевые ветра и костры под небесным шатром,
Это время в пути от мальчишек худых и безусых
До сказителей мудрых, глядящих на горы орлом.
Как же время идёт? По законам медового плена
Опускает во снах в недвижимый настой янтаря.
Но разлука, скажите, бывает тиха и смиренна?
И рисунок ковров изменялся к концу декабря…
А в кувшинах вино обретало печальное свойство -
На четвёртое «прост» добавлять в каждый глаз по слезе,
Нож по дереву чиркал, выискивал нежное сходство,
Стружки плыли по ветру и время скрипело в седле
Где граница Любви и бессильного внешнего мира?
Как её охранить и при этом всё щедро раздать?
А пока караван пробирается в дебри Памира,
Мне фигурку точа, охранять драгоценную кладь.
Печальные сумерки серого мира,
Движение всуе без права на выбор.
Без алого паруса, талого снега.
Неловкая пауза вечного бега.
Мы ищем возможное в красках осенних,
В друзьях, разговоре, в далёком селенье.
Уехать в глубинку, где варят варенье
Из солнечных ягод, а запах – весенний…
А запах (случается, избраны, что ли?)
Ведёт по дорогам к незавидной доле,
Но тут не изменишь и тут не попишешь –
Шинель и фуражка и слух, если слышишь.
А, если дорога усталостью рада,
В прохладную глушь деревенского сада
Войди на закате, как в свежие волны*
И ангел твой – любо! - молитвою молвит.
Ю.Р
В печальных сумерках весенних
смотреться в нарнии витрин,
и перепутать воскресенье
с любой из будничных картин,
тихонько выскользнуть из зала,
в коллет зарывшись до волос
и встретить Блока у вокзала,
и растерявшись (не сказала!)
и потерявшись (завязала?)
рассыпать пачку папирос...
Уеду к тётке в глушь и смуту
вишнёвых спутанных садов,
куплю билет через минуту,
но в уши шепчет почему-то -
то - нелюбов, то - нелюбов...
Се не изменишь - значит верно! -
как всё, что первым на слуху,
в печальных сумерках таверны
бичи, поэты и интерны
едят Демьянову уху.
Тут не весна, а вечно сходка,
блезир, чахоточная страсть,
кокотки, Ницца, мореходка,
и рыболовная колготка,
и бриллиантовая грязь...
Любовь. Приход её мгновенен,
а дальше - ломка и запой,
любовь -не фетиш и не гений,
а переполненность тобой,
в весенних сумерках печальных,
так схожих фасом с эРВэИ,
ты как и в юности отчаянно
(но рефлексивно, не случайно)
ждёшь катастроф черезвычайных:
любви, любви, опять любви.
С.М
Её приход... единым словом
не описать весенних мук.
Всё было тускло, стыло,
скован наш летний пруд,
движенье рук
носило признаки походки,
скользила вялая строка
к волшебным дням,
осенним фоткам,
я не разменивал, пока,
печаль последнего катрена
финалом пресным.
Облака опять бежали
К цели серой, где спят
последние снега.
На крыше кот бренчал гитарой,
садились птицы на кусты.
Звучало всё!
Ну да, коты любви
покорны в эту пору,
а я, заведомо смеясь,
с цигаркой, подпирал заборы…
Я любовался всем вокруг:
Теплом, циганщиной ручейной, :)
Что есть на свете добрый друг
И есть такие ощущенья
В моей неголубой крови,
Во вдохе воздуха хмельного,
Петь ожидание Любви
И выдыхать надежду словом.
Ю.Р
Заборы, звёзды, огоньки,
Истома, маятность, вендетта,
Марать бумагу не с руки,
Но память точит коготки -
На чёрном красные мазки -
Кандинский,кандибобер, лето.
Обратный адрес обречён,
Мой индекс - восемь цифр законных,
В тенях и тонях заоконных,
Он как картофель запечён.
Он как картон моих корон,
Он мне присвоен, но не точен -
Я точка, но не в многоточьи -
В непротивлении сторон.
А в прочем речь не обо мне,
а о ломте времён - о лете.
Кто ищет истину в вине,
Тот не знаком с приставкой "не",
И даже более - он вне,
Когда судить не о предмете.
И снова прочерк - пустота,
У бригантин меж рёбер бреши.
Апрель спросил: камо грядеши?
Слезой сочится береста,
Лопаты сабельный урон,
Земля растёртая меж пальцев,
Как много между нас страдальцев,
Как мало тех, кто слышит звон
Той леденцовой тишины,
Что так отчётлив перед летом -
Скорей всего - сие - об этом,
А не о комплексе вины.
__________________________________
В деревне Малые Пупки
Цветки голубенькие прОсты,
А нА сердце от них коросты
И снова - звёзды, огоньки...
С.М
каких бы декораций пресных
нам новый круг простых забот
не уготавливал известьем
из года в год
за годом - год
нам плыть по Лете вековечной
от полыньи в водоворот
где оптимизмом что-то лечат
и где, возможно,
всё пройдёт
лопат уколы, скрипы грабель,
плодов осенних стон и стук
старик сутулится и знает
не этот стук
(сломался сук)
он слышит. и страницей новой
сияет старая тетрадь
и цвет ведёт тропой кленовой
и невозможно отыскать
цветов заветные секреты
где склон не дней
но слой у дня
где ищутся слова куплета
у легкокрылого коня
в узде идущего над полем
в руке сермяжная узда
и силы нет смолчать
о прочем
Вы позабудете меня
Ю.Р
Ещё не так давно, пожалуй,
Я б с жаром угольев печных
Ввязалась в спор,
Но нынче жало
Моё, что отсвет от пожара,
Что рукоятье от кинжала
И голос нетипично тих.
Я не забывчива. Но, впрочем,
Укор уже сорвался с губ.
Мне, как адепту многоточий,
Всё, что длиннее, то короче,
Чем долее, тем отлучённый люб.
Вот берег, выбритый, юдоли
На самом, что ни есть, краю
И лошади в туманном поле
Тревожно всхрапывают - то ли
Во сторону бывалой воли,
То ль - от презрения - в мою.
Скажите, было ль Вам тревожно
В студёный майский предрассвет,
Когда выходишь осторожно
И понимаешь (невозможно!)
Что ты один и мира нет?
Что есть надуманность пустая,
Иллюзия, полёт стремнин
Фантазии, мосты, места, и
Неописуемый фристайл
Имён, историй, именин,
Времён, в конце концов, но это
Всего лишь память ген, а в дне
Нет ни вопроса, ни ответа,
Ни поминанья, ни завета,
А выпадение вовне
Всего. И пальцы растопырив,
Ты протекаешь, как вода,
И знаешь то, что в этом мире
Есть только слово "никогда",
Норштейнский ёж тебе товарищ
И тщетно молишь - позови!
И всё руками шаришь, шаришь
В пространстве в поисках любви...
Здесь не на Фрейда вовсе сноски,
Не на обиду или блажь.
Всё в нас, по сути, отголоски,
Lasieren и d;coupage.
Здесь больше Саши Соколова
С его цюанью дурака.
А я приветствую Вас снова,
Чтоб тут же выдохнуть - "Пока".
С.М
ужель и это канет в Лету?
и станет драхмою на дне
ловить лучей полдневных Фрейду
на послевкусие в вине
на перелистыванье сказок,
где стылым пальцам ломкий лёд
всесокрушающим пожаром
стекал в песок подобьем вод
я не силён в подобной вере.
пока широкая река
свои брега в весенней пене
садов, тюльпанного греха,
несёт исправно по равнине,
пойдёмте вместе по строкам,
где будет всё - и вечер синий
и ветер нашим парусам
Ю.Р
В голубой дали-дали, за гранью
всех грехов, страстей и фанаберий
будет свет нам из окна с геранью,
будут нам незапертые двери,
манускрипты в трубочках, подвески
пыльных люстр, потёртые паркеты,
арабески вёсен, арабески
осеней - летящие буклеты.
Лист черносмородиновый. Лето.
Баркарола. Молодые вина.
В N уездном, на задворках где-то
вечер входит в облике совином.
Коротко ли, долго ли - звучанье
ноты "до" - до без году неделя -
от любви до полного отчаянья,
от нуля до "силы на пределе".
Мало брать.Ещё охота мучить.
Мучиться и это звать любовью.
Золотой, как всё простое, ключик
прятать - понадёжней - к изголовью.
Вечер, да. Всё главное - под вечер.
Нужное всегда зачем-то с краю.
В книге "три билета до эдвенчер"
нота об изгнании из рая.
Нота "до". Тревога парохода,
берегу кричащего "до встречи",
что это за дьявольская мода
небо обрушать на чьи-то плечи?
Утро мудреней. Ложись и сдохни -
захлебнись рекой своей обиды,
дотяни до пепла в чёрных окнах,
нота "ми минор" его флюиды.
Выдохни. И всё начни с начала -
Баркаролу, лето, детский лепет,
главное - чтоб всё это звучало,
даже если он с размаху влепит
в переносном. Да не в этом дело.
А с чего я, кстати, начинала?
Мне бы мела, голубого мела,
выводить по голубому - "Мало".
С.М
мне бы тучки девичьего мела
краской рэ по облику за полдень
тенью выявлять мои пределы
суживать теней горчащих копья
ласточкам свободным и степенным
в окнах между небом и землёю
письма вить полётом постепенным
песни петь, проплаканные мною
если неудача - на удачу,
сердце рвётся тёмною струёю...
сам себе расчерчиваю, пряча,
солнце над бедовой головою
прочерки, как вера и надежда,
синий свет дрожащих белых рельсов...
стук и возвращение и вежды
солоно хлебнувших погорельцев
Ю.Р
Вам не нужно примет, заприметить порыв
в не спешащей реке моего языка,
разглядеть на рисунке сосновой коры,
всё что скрыто и крыто дождями пока.
Скоро август, мой друг. Я, в засаде ботвы
различаю его монархический шаг.
Ожидаю его. Не соскучились ль Вы
по словам, что слетают пыльцой с языка?
Незаметная осень, как память - уже!? -
на подходе к обители врЕменных лет.
Не забыли меня? Я живу в погруже
нии в летнее солнцестоянье планет.
Электронная почта, что твой феромон
овый яд или ад или над или под.
Вы не слышите, друг мой, как движется он,
как торжественно август к Вам в сердце идёт?
Напишите мне снова о банях и снах,
Ваших внучках, отлучках в иные миры.
Напишите мне, друг мой. Грядущий монарх
допускает для нас элементы игры.
Согласитесь что это почти приговор -
разговор без каких либо там инженю.
Наступающий август отступник и вор,
я поэтому с Вами ему изменю.
Не считайте поэтскими эти слова,
это было бы слишком для наших широт,
это было бы - шшш в голышах, а трава
заплелась бы в колтун удивления от.
Говорите на Вы. Говорите на все.
Не жалейте мне вин, наливайте сполна.
Серебрите росою дороги в овсе,
золотите пороги, как любит луна.
Набегайте по две, как на стрелку Нева,
причитайте листвой, если ветреный день.
Всё что делится чётно, делите на два,
что не делится - бросьте, - воздастся взамен.
Я сижу на копне. Я копаюсь в сору.
Возрождать мнемозин не для Ваших седин?
Напишите мне может быть. Лексика - тпру.
Задержитесь на выборе из середин.
Широта, долгота, код Давинчи и год -
всё по прежнему, как и столетие до.
Что касаемо шифров - в пропущенном "от"
набирайте кириллицей "капля бордо".
Шелестеть тополями прочитанных pi,
незаконно ферзить (незабвенный Корчной)
это, жалуясь, жалит мужалый люпин.
Это сердце, пожалуй, зажатое мной.
С.М
Ветер вечной весны обнимает меня
Рвёт рубаху и кепку давно утащил,
Я дружить с ним намерен - такая фигня,
Он же тянет меня с поднебесных стропил
Вместе с сором берёзовым, сором слогов,
Обретаю возможность поплыть над землёй
И какая-то лёгкость без капли бордо -
Притворяясь строителем, строю свой дом.
Чёрный горький мой чай и вечерняя мгла,
Где-то Август в дорогу пакует багаж,
На молчащий июль, патефона и-гла-
Голом в дыме туманом укроет дома.
Запоют соловьи, собираясь в разбой,
Цвет календулы тихо сойдёт в терракот
И сангиновой мудростью там, за избой,
Впустит ночь на постой чёрный ласковый кот.
Станет тихо и, словно глотнув тишины,
Дождь зашепчет молитву, даруя любовь.
За смородиной сливы прозрачно-бледны,
Тянет сочные стебли худая морковь...
Сердце - сжальтесь! - раскройте на слово, на час,
Не молчите о травах, шелкОвой ботве,
Ветре времени, так разлучившему нас,
В этой слишком огромной печальной стране