– Убери ногу, ты… – проникновенно сказал Щагов.
– Не торопись, сын мой…
Щагов изобразил под усиками тонкую улыбку.
– Ещё раз прошу официально: уберите ногу, отец-настоятель. А то…
Отец Евгений сапог убрал. Но нагнулся и стал что-то строить из кирпичей. Два поставил на ребро, третий положил на них плашмя. Задумчиво потрогал бородку и коротко рубанул по кирпичу ребром ладони. Тот распался.
– Дрянь кирпичи, – вздохнул отец Евгений. – Что построишь из таких? Ни стенку, ни… фундамент правового общества.
Щагов проявил некоторый интерес. Предположил:
– С трещиной был.
– Ты так думаешь, сын мой? – Отец Евгений двумя короткими ударами развалил ещё пару кирпичей.
– Гляжу я, святой отец, не всегда ты посвящал свою жизнь служению Божьему, – сказал Щагов с оттенком уважения. – Однако пора мне за мальчишкой. Пропусти.
Отец Евгений выпрямился с особым неуловимым движением плеч. У Щагова сжались пальцы, закаменели прямые ладони. Всё это на миг. Тут же оба расслабились, улыбнулись.
– И я смотрю, – вздохнул отец Евгений, – не всегда ты воевал только с детишками. Уж не был ли ты в одной далёкой южной стране? Чую по ухватке…
– Видать, и тебя, настоятель, не миновала чаша сия?
– Увы…
В. Крапивин, Синий город на Садовой
Есть время бить, а есть – мечтать о бое,
Не обнажая лезвия меча.
Мой путь домой вдруг заступили трое,
Над скромной рясой пьяно гогоча.
«Привет, отец, – и наглый смех сквозь зубы. –
Поговорим, потом пойдёшь к жене».
Глубокий вдох, чтоб голос не был грубым,
А Кирин крик опять звучит в огне.
«Зачем напялил бабские одежды?
Мужик не просит, а всегда берёт».
Им не понять, как худо без надежды
И знать, что смерть любимых не вернёт.
Смотрю в глаза – всем сразу и отдельно.
Им наплевать, с ленцой жуют слова.
Их скука одолела беспредельно,
И пиво движет мыслью в головах.
«Святой отец, а как тебе девчонка?
Вон та, что прошмыгнула мимо нас,
Ведя за руку мелкого ребёнка.
Ты согласись, что ножки – высший класс!»
Не обернувшись, отвечаю чинно,
Что яд греха кипит в крови у них.
«Скажи, отец, да разве ты мужчина?
Бог создал девок, чтобы трогать их!»
Удар в груди – и вновь сцепляю руки:
Инстинкт солдата сложно побороть.
И – Кирин голос, полный сладкой муки,
Тот нежный стон, что будоражит плоть.
«Эй, слышь, отец, подставь нам обе щёки,
Ведь твой Господь взывает всё стерпеть».
И вспышкой – ночь и южный край далёкий,
И взвод друзей, что поредел на треть.
И тот скупой знакомый почерк боя,
Когда лишь миг решает жизнь и смерть,
И лишь одно желание слепое –
Быть рядом с каждым и везде успеть.
В тот раз молитвой был упор приклада,
Наградой – нерастраченный патрон,
И мат бойцов десантного отряда
Звучал во тьме, как тающий канон.
В ту ночь я уводил волков со следа,
За всех купив билет в один конец.
Но уцелел – лишь кость была задета
Да через бок пролёг кривой рубец.
Уже тогда седые командиры,
Отставив спирт, просили снова жить.
И, чтоб осилить новый путь без Киры,
Я принял сан, решив другим служить.
И насмотрелся вдоволь всякой мрази,
И с ними – тех, кто, стоя у черты,
Узнав на пепелище привкус грязи,
Утратил и любимых, и мечты.
Я не сломался и поверил в Бога,
Что предвещает встречу с Кирой вновь.
Терпеть и ждать – теперь моя дорога,
Намеченная Тем, Кто есть Любовь.
Чуть позже я отмою прегрешенья,
Перед свечой читая ветхий стих,
За то, что стал заложником мгновенья,
Бескомпромиссных принципов своих.
…Не описать смятения прохожих,
Тех, кто вблизи случайно проходил:
Святой отец с простым «Помилуй, Боже»
Трёх наглецов на месте уложил…
(09 августа 2016 года)