Играя на гостиничном фоно
фокстрот, предназначавшийся для плясок,
всех граждан, выходивших из колясок,
он впечатлял, вселяя в души праздность.
А дети, наблюдавшие в окно,
не выдыхали, предвкушая Брамса.
Был март. Была среда. Был снег.
А в нём, казалось, было столько божьего:
так, будто перед вами человек
без прошлого.
Она же, с прошлым развязав войну,
смотрела на него, как на пророка.
И если в ком и было что от Бога,
то было в нём, в его продрогших пальцах.
Весь мир её слагался из минут,
точней из тактов, сыгранных им вальсов.
Что представлял её вечерний фатум,
в пространстве между ним и между теми?
Возможность уловить за черным фраком
всю белизну души в застывшем теле.