Довольны ль вы спектаклем, господа? Не отвечайте – знаю сам – в восторге! Мне удаётся, всё же, иногда, так вжиться в роль, что даже на Востоке таких ещё не ведали страстей! Как ловко втёрся я в доверье к Ней под маскою влюблённого болвана! Ни разу ни на сцене, ни с экрана такого вам не довелось узреть. Как, притворясь, что душу отогреть ей удалось мою душой своею, я делал вид, как мне волшебно с нею, а без неё способен умереть, иначе жить я просто не умею. И как игрушкой тряпочной в руках моих она безмолвно трепетала… Но этого мне тоже было мало, и, вожделенье выдавши за страсть, я лицемерно клялся, будто власть она такую надо мной имеет, что руку отрубить себе, скорее, позволю я, чем вновь расстаться с нею…
Стихи писал о единеньи душ – и КАК писал! Вершина лицедейства! «Несовместимы гений и злодейство»? Увольте, господа! Какая чушь! Чтоб к женщине в доверие втереться, желая затащить её в постель, любые хороши, поверьте, средства, которые оправдывают цель!
Средь вас иные скажут: как цинично! – программку в кулаке брезгливо смяв, а что по мне – лишь было б всё сценично, и в каждой гениальнейшей из глав сценария, что тоже создан мною, сюжет прописан был, пускай не кровью – слезами той, свою сыгравшей роль… Признайте, господа, что я – Король! Сам Лоренс Оливье – статист убогий, когда на сцене появляюсь я… Сальвини, Кин, Качалов – прочь с дороги!
… про значимость бессменного ружья, висящего на сцене в первом акте, мы, может быть, поговорим в антракте, или не станем говорить совсем. Достаточно уже банальных сцен!
А что Она? Мне до неё нет дела! Уж, коль она наивно не сумела мой лицедейский облик разгадать, её удел – терзаться и страдать от моего великого обмана. Мой образ, без единого изъяна, она запомнит, может, навсегда, и даже через многие года, оставшись лишь растрёпанной игрушкой, она, одна, льёт слёзы на подушку, и наволочку мокрую грызёт…
Однако же, финал… Стихают страсти, пустеет зал, свет рампы тихо гаснет, и занавес медлительно ползёт.
А что же я? На что мне мой талант, великий дар актёрский, гениальность, когда нужна мне лишь такая малость – счастливым быть! И этот бриллиант в тончайшей изумительной оправе жестоко в грязь втоптать я был ли вправе? И, если эта оборвётся нить, которую мне протянула та, в итоге – снова мрак и пустота…