Упал связной, сраженный пулей в грудь: «Ничего, пакет доставлен, поднимусь еще». Вздыбился конь, потеряв седока, обернулся, заржал: «Что с тобой? Вставай!» - торпит, нервно переминаясь: «Бери же стремя!»
Уносит машина Матвея с другими в санчасть. Следом гриву Гнедого полощут ветра. Бьет шрапнелью «Юнкерс». Крутится руль в мозолистых руках, доверенным жизни солдат. Летит грузовик. Колдобины, воронки - фронтовая дорога. Растрепало повязки, в крови гимнастерки. Свист снаряда – откуда? Не видно орудий. Мгновение – воронка - почти под колеса. Подбросило так! Повезло им с шофером, хотя, не без крови с истерзанных ран. Стона нет и боли, лишь скрежет в зубах. Здесь и юнец, доброволец лихой - «метр с кепкой», восемнадцать - то есть ли? - держится: рядом старшина без ноги.
Развернулся «Юнкерс» градом пуль по матрице Земли, красавице нашей ласковой - колыбели жизни. В недрах гу-у-л! А пули все ближе. Заржал вдруг Гнедой, да так, и словно в сердце мужчин воткнули кинжал. Топот утих. Дернулся Матвей, хлынула кровь, и впал в беспамятство он. А грузовик летел.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Топот. Спешит рассвет. Фр-р-р… Вот они – ворота и запахи родные. Сушатся кальсоны. Ну, все в порядке: жив, хозяин дома. "И-го-го!" - радость в горле. Выглянул Матвей и ринулся в ворота. Глаза в глаза. Покатилась слеза. Обнял друга, друга фронтового горячо. Полон в чувствах задрожал всем телом конь, что еще он мог? И голос рос Матвея с глубин души, где печаль и боль давно укоренились. Говорил он, говорил, как ночами в дрожь бросала память: «Не мог прийти на помощь я, не смог… когда тебя поймала пуля!» Тычет мордой конь, мол, то не главное сейчас. И как же трогательны те звуки, люди! - что вырывались из груди его!
«Но живы, живы мы с тобой, хоть покалечены немного. Проходи, ты дома».
Колыхнулась грудь Прасковьи на крыльце. Скорей рыдание уткнув в передник свой, спохватилась, захлопотала: корма, примочки, воды нагрела; моет раны, посмотрев в глаза: «Потерпи, родной». «Но в ранах боль приятна в заботливых руках», - как же не понять то в губ коня касаниях хозяйке. Бодрил и Матвей, чутко холку потрепав: «Спасибо, что вернулся. За любовь твою и верность пойду, пригублю я малость».