Обессилел журавль над колодцем,
Есть колонки почти что у всех!
Он, как прежде, с ведром не взовьётся,
Не вписался в космических век.
Воцарилось безмолвье в селеньи,
Пёс молчит, не горланит петух,
Спит деревня, как в дачном томленьи,
Бодрой жизни огонь здесь потух.
Но контрасты во всём различимы,
Ведь у многих при доме авто,
И хозяева их явно чтимы,
А других и не помнит никто...
Старики-то свой век завершили,
Их потомки живут в городах,
Пенсий кровных за труд ущемили,
Чтоб бывать чаще в отчих домах.
Ну, а внуки "батрачат" на дядю.
У которого схвачено всё,
И живёт он за счёт их в усладе,
Не заботит его их житьё.
А дома-старики, что сироты,
Зарастают травой, лопухом,
Ныне нет им вниманья-заботы,
Всё в заплатах... Но всё ж под замком.
Обессилел журавль над колодцем,
Он теперь над селом, как гротеск.
И глядит, как жираф, инородцем,
Словно он переменам протест.