Утренний Пёс

   
      У меня есть пёс, теперь есть. Кличка - Пёс, когда я зла на него – Псина, когда хвалю – Пёса. Почему утренний? Появился утром. Всё предельно просто, но историей нашего знакомства хочу поделиться с вами.
      Утром на даче я сидела на крыльце, пила кофе, наслаждалась прохладой, рядом дымилась сигарета, это мой способ бросить курить. Вдруг передо мной возник пёс. Откуда взялся,  не знаю,  из ниоткуда,  выткался из воздуха. Не теряя времени даром, пёс принялся мыть мои кроссовки, натурально, вылизывать языком. Я никак не реагировала. Зная свою болезненную привязанность ко всему, что заползает, залетает, прихрамывая волочётся на мою территорию, и нуждается в помощи, собака это было уже слишком. Зарплаты оставалось всё меньше,  а появлялись убогие в моём доме с завидной регулярностью. Пёс мельком, коротко взглядывал на меня, и продолжал. Покончив с кроссовками, причём второй он облизывал значительно ближе ко мне, чем первый, он придвинулся ещё немного и взялся вылизывать крыльцо. Тут я разволновалась. Плохо дело, обезвоживание ему обеспечено, крыльцо было в четыре широких ступени.  Чего только они не придумывают, чтобы получить местечко или кусочек. Слюны уже явно не хватало. Сил присутствовать при этом тоже, и это было слишком непредсказуемо и трогательно. Я ушла в дом, надеясь, выйдя, не застать собаку.
       Так и было. Я собралась ехать в Москву,  во дворе никого не было, но, когда я открыла калитку, пёс стоял передо мной. Причём не скулил, не ластился, не заглядывал в глаза. Напротив, голова его была опущена  вниз и в сторону. Так было несколько дней. Откуда бы я не открывала калитку, всё повторялось, причём я не видела его спящим, просто лежащим, сидящим.  Нет, он стоял, низко опустив голову, всем своим видом показывая «Всё-всё, ухожу…». Однажды так и произошло. Постояв секунду , он повернулся и пошёл прочь, как бы говоря, что это был наш последний шанс. Такой психологически грамотной атаки, я давно не наблюдала. Меня хватило ещё на две секунды.
« Пошли домой…» безнадёжно и очень тихо сказала я вслед удаляющемуся понурому хвосту. Пёс понимал толк в женщинах. Замерев на мгновенье, он развернулся и, не поднимая головы, прошёл мимо меня в дом. Войдя, он отряхнулся, потянулся, и развалился на ковре у камина, замечу, белом ковре. Я стояла в дверях, онемев от такой наглости. Вот что читалось на его морде: « Да-да, ты права, прости пожалуйста, ты никогда этого больше не увидишь… Но, дай же мне насладится этим мгновеньем счастья, я так долго к этому шёл…»
       И мы стали жить вместе. Пёс побаивался старшего кота, тот навалял ему сразу, расставив приоритеты. Кошкам Пёс позволял всё. Они толклись по нему, месили его лапами, таскали куски из миски,  спали на нём. Он терпел, лишь иногда смешно морщил нос и показывал клыки.
       Пёс оказался незаменимым собеседником и помощником. Крыльцо с обувью, он, конечно, больше не вылизывал, но за кошками убирал всё, тщательно подбирая все крошки. Я больше не нуждалась в будильнике. Пёс в положенное время будил меня тремя способами, волок из кухни свою миску толкая её носом и деликатно погромыхивая ею, тащил поводок и тот тихо позвякивал, или очень медленно открывал дверь. Дверь скрипела при определённой скорости открывания, пёс это вычислил, и использовал обоим во благо. Эти способы побудки чередовались, в зависимости от того, чего он хотел больше в данное время, есть, гулять или играть, чередовались , а потому не надоедали. Таким образом умник избавил меня от стресса подъёма по будильнику.
     Вечерами он ловил моё настроение,  и уши его, и хвост приводились в положение, которое ему соответствовало. Если я бывала раздражена, Пёс прятал хвост под себя, уши делались параллельно полу, глаза прищуривались. Поза означала «меня нет, и не ищите». Если мне было грустно, он подходил, ложился у ног и клал голову на тапки, или  приносил свою игрушку и тихо опускал её на пол передо мной, отходя к своей подстилке, как бы говоря, « играй, мне не жалко, только не грусти». Если мне было весело, Пёс был счастлив! Это было тихое собачье счастье. Он садился передо мной, уши назад пасть открыта в улыбке, каких мало, глаза сияют, хвост шорохается по полу из стороны в сторону. Если я перемещалась, он перемещался следом, и каждый раз усаживался передо мной это мешало веселью ситуационно, но добавляло эмоций. Самое интересное было его участие в моих задумчивых посиделках, или когда я, поглядывая в сторону неба, говорила с самыми близкими, которые много дальше и выше обычных собеседников. Пёс долго не мог придумать, что ему при этом делать. Потом придумал. Он ложился на спину и вдумчиво сверлил взглядом небесную твердь, иногда поглядывая на меня, дескать, вполне ли он  соответствует моему настроению. Это было уморительно до такой степени, что он напрочь рушил мой лирический настрой и превращал его в фарс.
      Пёс очень смешно ел.  Как бы голоден он не был, он  никогда не позволял себе накинутся на еду. Какое-то время, секунд пять- десять, пёс приплясывал у миски, благодаря и приглашая меня отведать чем бог послал, и когда я говорила: « спасибо, ешь сам», приступал к еде, после чего вылизывал миску дочиста, толкая носом, пока она не упиралась в стену. Затем тащил коврик от двери, если рядом не обнаруживалось никакой другой подходящей тряпки, и прикрывал миску или переворачивал её. Всё, пир закончен, посуда вымыта и накрыта (перевёрнута). Точка.
    Одна из его игр очень забавляла меня. Сидя, Пёс стучал об пол хвостом, потом бежал с лаем к двери. Никого! Опять садился, стучал, бежал, лаял. Это могло продолжаться бесконечно, пока я не останавливала его, открывая  дверь и показывая, что там действительно никого  нет. Он немного обижался с видом «ну, как хочешь», и придумывал что- нибудь другое.   
     Ещё я любила момент, когда он готовился ко сну. Бывают люди, которые долго мнут подушку, взбивают её, переворачивают. Пёс носом елозил по подстилке, подтыкая её, выводя на какую-то определённую точку, одному ему известных координат. Потом ложился, через секунду переворачивался  головой в другую  сторону, потом обратно. Так он менял положение несколько раз, при каждой перемене  следовал вздох. Может это была дыхательная гимнастика, или он настолько любил дом и подстилку, что считал, в такой красоте один раз лечь и уснуть будет не полным наслаждением. Каждый раз, переворачиваясь, Пёс, наверное, думал: « У меня есть дом, у меня есть подстилка и миска, у  меня есть  хозяйка, вон Она спит рядом, у меня есть поводок, вон он висит у двери, я поел и ложусь спать». Одного раза прочесть эту собачью молитву на ночь, ему было недостаточно. Каждый общался со своим Богом.
        Одно было плохо. Пёс категорически не выносил моих стихов.  Когда я читала вслух, пробуя на вкус ритм, он начинал тихо выть. Начиналось это со скулежа под столом или с места, потом он перебирался на середину комнаты  и нагло выл, не глядя мне в глаза. Циркач!  Он просто ничего не понимал в поэзии! …Или понимал в ней слишком хорошо. Если мне случалось не убрать черновики, он их попросту сжирал.  Может быть потому, что они пахли мной и это был акт обожания. Может быть он, полагал, что черновики мои подлежат периодическому уничтожению. Рукописи не горят, но что их нельзя съесть, нигде не упоминалось. Но, скорей всего, пёс просто принимал это за мусор и хлам, чем это, собственно и являлось, и если вспомнить крыльцо, то поведение его было вполне логичным. В любом случае, издавать что-нибудь мне не придётся никогда. Он сожрёт весь тираж и сдохнет. Кто будет будить меня по утрам и беседовать с моими родными по ночам?