I
последние несколько недель, засыпая в своем бунгало,
я слышал негромкий скрип. он доносился отовсюду.
сначала мне казалось, что это скрипят занавески
из пальмовых листьев, которые я сплел накануне,
чтобы защищаться от жары. но сняв их перед сном,
я по-прежнему слышал этот таинственный звук.
тогда мне подумалось, что это древоточец
гложет пыльный меч, что лежит в большом сундуке в углу.
(его сделал из дуба мой дедушка, когда я был совсем маленьким).
я вынес меч из бунгало, положил в стороне под светом луны,
но скрип все звучал и звучал. прошло еще несколько ночей.
я следил как возникают и рассыпаются во мне новые догадки.
пока, однажды, истина не разоблачила себя сама:
внезапно я осознал, что все это время слышал скрип своей кожи.
я лег на циновку у двери и замер... мне почудилось,
будто другой человек пытается сделать шаг из меня наружу.
будто он пытается сбросить меня как заскорузлый,
ненадежный покров.
II
сбросив его, я становлюсь чем-то новым;
выхожу с пергаментом своей старой кожи на берег,
достаю чернила, шип морского ежа и пишу до утра
о шепоте звезд, который доносится до меня
сквозь морской шелест. я вытягиваю их зов из пространства
словно тонкую водоросль, и сердце мое льнет к услышанному,
как ребенок льнет к ноге своей матери.
один и тот же шепот звучал в обитаемых пространствах
с начала времен, но кто слышал его?
часы напролет я черчу на своей коже руны,
природа которых не понятна мне до конца.
затем, нагой и радостный, сворачиваю пергамент,
отношу его под пальму, прикрываю листьями и иду спать.
больше скрип меня не тревожит. меч мой лежит в сундуке,
и занавеска трепещет беззвучно на окнах.
III
там, на берегу, в свете полной луны, под остывающей пальмой,
придавленный ворохом сухих листьев, лежит пергамент.
загадочные руны сияют на нем и издают слабый звук:
он теряется в шуме морского прибоя.
эта кожа – единственная тень, которую я отбрасываю в мир;
она не исчезнет даже тогда, когда изнуренный
я выползу из полуразрушенного бунгало
и погибну от жажды на острове,
где больше никого нет.