Написана пьеса , где все – каскадёры,
где каски дерут пули слов.
И это слова, не поверить которым
нам так и не повезло.
Наш общий тотем – взбесившийся шершень,
жужжащий, как Роберт Плант.
Нам так не хватает женьшеневых женщин
и терпкого их тепла –
эстетам, гурманам гипюровых линий
и фильдепёрсовых поз.
Нам надо сплетаний мучительных лилий
с шипами мускусных роз.
…Свой утренний бир оставшийся с носом
герой спермоядерных войн
пия, мне сказал: «Мир, в общем-то, сносен»,
качая седой головой. –
«Но знаешь ли, Герман, пленительный отрок,
не слушай княжон и графинь.
По мне уж не хуже тот розовый окорок
и этот пузатый графин.
Чем киснуть от сплетен и нюхать их фижмы,
и млеть от зуденья в штанах,
плесни-ка в бокал и лимончику выжми,
покуда светит луна.
И если тебе дорога золотая
секунда, тот ящик сигар
тебе не простит…»
Но – фисташку глотая,
он – вдруг – испустил… перегар.
Его хоронили в пижаме на вате,
в дырявых, но белых носках.
Его в никому не известный фарватер
подземный унёс батискаф.
Ему не страшны ни младые Цирцеи,
ни пушки системы Инь-Ян..
Мне грустно, друзья, изменился в лице я,
и пьян мой хромой фортепьян.