18+
Они были готовы. Первый застегнул шлем на голове, проверил ещё раз крепление парашютов – на спине, и на груди. Второму поправили голову на соломенной подушке и обложили цветами выразительное, в маску застывшее лицо.
Первый прыгнул – и как обычно, провалился в пустоту. Ветер сразу взревел, ударив в лицо, и завладев всем телом. Этот воздушный поединок был хорошо ему знаком. Тело привычно набирало скорость, руки и ноги, раскинутые в мощном потоке, умело управляли им. Чувства были собраны в волевой комок и напряжены.
А Второму в тот день играл оркестр для потусторонних. Странные это были звуки – последний дар живых – намеренно дисгармоничные, без ритма. Они провожали его в тупиковое ничто. Сегодня, как и вчера, светило солнце и было раскрыто небо, но всё это вместе с оркестром ему преподнесли в последний раз.
Первый дёрнул кольцо основного парашюта – но он не раскрылся почему-то. Тогда, сдерживая своей волей, инстинктивно вспыхнувший страх, он дёрнул кольцо запасного. И в это время, одновременно с запасным, вышел и первый парашют. Два купола спутались мгновенно, и парашютист мгновенно понял, что это смерть.
А Второй в это время очнулся от нехватки воздуха. Он вышел из летаргии, и всеми инстинктами почувствовал, где он, и что с ним произошло. Изо всех сил он напрягся руками в крышку гроба, потом бешено заколотил об неё руками, заорал, хотел привстать, и не мог, ударившись о крышку головой. Он, как страшный космический зверь, хотел страшно огромной пустоты. Он задыхался, он не мог быть телом своим в этом невыразимо маленьком объёме…
…Парашютист задыхался от слишком тугого потока, идущиму навстречу. Он проваливался истинно в бездну, улетая из этой жизни навсегда. Ничто ещё не тронуло его тело, но уже кончиками пальцев рук он ощущал, каково это бездонье, без конца. Это была абсолютная свободы. Однако она ускользала от его всё желавших, всё обнимавших рук и ног.
А как было зарытому выйти в свободу, в пустоту? Человек уже ничего не видел, не слышал, и не понимал. Нет, не хочу! (последний бунт его космического тела), Прочь, верх, вдаль, бить, выть, грызть.(Зубы впились во что-то мягкое – он грыз собственную руку). Прогрызть дыру из тупика. О что-то принципиально важное забыл, ему бы вспомнить – и он обязательно вернётся в прежний мир… Человек выходил за пределы осознанного – а именно себя. Вселенная в нём замкнулась и пропала.Вслед за разумом начались последние судороги тела.
А Первый беспорядочно кувыркался – и Вселенная бессмысленно кружилась вместе с ним. Вот последние ощущения его: он наконец дотянулся рукой до самого края мира. Он знал, будет просто тугой, всепресекающийудар. И в этот удар войдёт вся вселенная его. И действительно: уд… и ничего для него более не произошло. На землю только грохнуло что-то с высоты. Но звук этот быстро замер – и ни единого эха назад не вернулось из пустот.
Эти смерти невозможны были никому. Но кто-то вскричал на звёзды – и замолк. Мир, взбудораженный, постепенно застывал.
Кто-то замыслил эти драмы, расставив героев по местам. Но люди в ней исчерпали все слова.
Человек явился узнать, но Вселенная тоже спросила у него.
Мир рассекался навсегда – а это они уходили от людей.
Взявшись за руки, оба пропащих упали в небеса.Они исходили в звёздное блаженство. Они говорили: «Мы – вышедшие из Земли».
Тайны их были из глубин. Боги давно придумали это для людей.
Поняли Первый и Второй, что в мире, в который они пришли, сходятся все пути. Люди и звёзды сошлись по тропам самым безысходным. И изошли Первосветом от Земли.
Всё шире Вселенная раскрывалась пред людьми.
Пришельцы эти были из слов воображённых. Милые, ничего не желавшие знать о смерти, дети.
Они шагнули за Порог. Ведь кто-то их позвал: «Вы уже вышли из людей. Отныне вы просто Разум, просто Страсть». И это было их первое удивление меж звёзд.
Теперь они обладали свойствами, взятыми из абсурдных сновидений: быть призраками неумолимыми, и быть людьми одновременно.
Они убегали от догонявших их мгновений. Они кричали ещё, себе вослед, они посылали себе же, убивавшие слова, они проклинали свои же стенающие души.
Вечность уже пленяла их тела и поглощала их слова. Они ещё тосковали по телам, но, восхищаясь, плыли уже навстречу Первосвету.