На груди - сума, за спиной - рюкзак. Ни лица, ни рук никогда не мыл. Вековая скорбь у него в глазах, в бормотаньи есть безусловный смысл. В такт шагам бутылки в суме гремят, он сипит, плюясь:
«Вырабынемы... Этот город вас под себя подмял: он у чёрта души забрал взаймы, заменил простор горной цепью крыш, провонял округу, как старый скунс, под землёй, как червь, лабиринт прорыв, километры сплющил в тисках секунд... Вы отдали души за кров и быт, он сломает вас и сведёт с ума: вы одеты лучше, но вы - рабы...»
Дальше только сленг (в смысле, только мат).
Город любит-кормит рабов свобод (правда, кормит плохо, а любит зло):
прочь бредёт, ругаясь, испитый бомж,
выгребая
из урн
свой дневной улов.