Том 2
Часть 3
…— Да, мама, я уж много знал
О Вас и папе, и гордился
Происхожденьем! Я любил
Заочно Вас, всю жизнь мечтал
Увидеть рядом Вас, обнять,
Свои таланты показать.
И рад был встретиться с отцом,
Он был мне в жизни образцом,
Примером, светочем Творца!
Я видел, как в Париже жил,
Всё делал ради торжества
Успехов творчества, я был
В восторге от его мечтаний,
Литературных излияний,
Практически Дюма писанья
Он в свете своих знаний
Иль трактовал, иль дополнял,
На русском книги издавал,
Считай, сам всё переписал,
В России многих удивлял
Дюма, что русских понимал!
Как будто побывал он сам
В местах, где вовсе не бывал...
Романы были как бальзам.
И я был грешен, разрешился
Своим романом. ДюПлесси
Так тронула мою там душу,
Что изменила, равнодушен
Я стал к женитьбам и посуше
Стал к женщинам! Хвала отцу,
Что он меня жизни учил,
И в путешествии лечил
Недуг сердечный, много сил
Вернул мне он, я залечил
Обиду, а в Париж вернулись,
Опять помчался к ней, коснулись
Друг друга мы, и как очнулись!
Не было вроде ничего
В любви взаимной, огневой.
Поведала, и потянулись
Уста друг к другу, Бог ты мой!
Проклятая ревность стравила
Нас, жизнь тогда мне отравила...
Блажен я стал, вновь молодой
И радостной её нашёл,
Жаль, в сей момент не замечал,
Её болезнь, финиш застал,
Любви восторг её зашёл
Как месяц в зареве садится
За горизонт чтоб возродиться
Наутро серпиком небесным,
Привет с небес шлёт бестелесный.
Как оказалось, ДюПлесси
Мне отписала всё наследство.
Долгов свалилось, словно мести
Отец помог по мере сил.
В Парижа центре поселил
В её владеньях без сомнений.
Я сомневался, привидений
Ждал, мучился, и дал Бог сил!
Роман рождался по ночам.
Немало сжёг. Слава свечам,
Чернилам и перу! Бумаге
Доверил память и отвагу,
Которую отец внушил,
И на роман мой вдохновил.
Публика приняла с восторгом
Мои истории, без торга
Мои книги пораскупали,
Издатели, благо, не спали,
Труды мои без слов издали.
Взахлёб новинки прочитали
Не без того, критиковали,
Но даже вновь переиздали.
Отец помог, всё перевёл
На русский, и в Руси был толк.
Особенно был поражён,
Как встретил Верди,- взгляд умён,-
В Опере подошёл с отцом.
Либретто оперы лицом
Он предъявил, — я согласился,
И предложение его принял.
Не веря, что в Искусство влился,
Пожал мне руку, удалился...
Вы, мама, верно, всё слыхали,
И в опере Вам показали
Мои романы в виде арий
И сцен чудесных Вам предстали.
— Да, сын, я слушала, не зная,
Судьба чья предо мной в угаре.
Воистину, Верди велик,
Любви увековечив лик!
Душа моя вся трепетала,
Когда я арии слыхала.
Поверь, с тобой душой была,
Любовь к отцу во мне цвела,
Я вспоминала вдохновенье
В его глазах и воскрешенье
Вставало будто предо мной,-
Он становился как чужой...
И погружался в стих, немой
Вдруг словно чудом становился,
И оторопь брала, Бог мой!
Как будто бес в него вселился!
Как я страдала в этот миг!
Как было больно и обидно,
Ему в тот миг было не видно,
Творилось что, в душе поник...
— Я так же , как отец, страдал,
Себя я так же испытал,
Когда под вдохновенье дам
К своим вертался образам.
Как будто параллельной жизнью
Я жил назло всем Виз- а ви,
В глазах их видел, что нечисто
В притворных душах и чужих.
Особенно меня сразила
Мадам Де Санд в кружке своём
Любовников! Шопен при чём?,-
Страдал, я видел, и — творил!
Пассажи его выдавали,
Фортиссимо всплески взлетали.
Бессмертна музыка его,
Хотя угас он от неё!
Тургеневым я удивлялся тоже.
Иван Сергеич был соседом,
Его романы и беседы
Мозг мой сумели потревожить.
В компании у Виардо
Он пропадал, нам всем назло.
Так удивительна та сила,-
К безумству страсть та уносила...
Или соперник мой бездарный,
Дюма - сын,- ох, неблагодарный!
Отец ему дворцы построил,
А он профукал по — любовно...
О ДюПлесси он лгал в альковах.
Даже Де Санд ему пеняла,
Что он к ней столь неблагодарен.
В ответ кружок её покинул,
И по борделям поскакал,
Дешевле он любовь искал,
Где его женский люд не знал,
И где без слов его ласкал.
Отец мне всё порассказал,
Глаза на мир сей пораскрыл.
Совсем меня не удивил,
Готов к такому уже был.
Посланник русский тоже был
Моим соперником, любил
Старик, наверно в меру сил
И протеже ей верным был.
Отчасти прав я оказался,
Когда один без средств остался,
Она к нему тогда пустилась,
Чтоб средств побольше появилось.
Чисты намерения были,
Хотя меня так возмутили.
Увидел ревностным я взглядом
Не благодарность, раздосадан
Её я чуть там не убил,
Когда швырял, деньгами бил
Прилюдно словом беспощадным
Её принизил в Свете смрадном!
Даже отец, явившись, вздёрнул,
Меня на той сцене позорной!
Умчал тогда, на все я зол,
Искал в пучине Сены кол,
Для верности чтобы проткнуться,
В пучину чтобы окунуться,
Позор свой волнами омыть,
Отчаяние смертью смыть.
Отец нашёл меня и обнял,
— "Прости меня!" И я вдруг обмер,
Он мне опорой вновь предстал,
Я весь затрясся, зарыдал.
И очистительный запал
Вновь мне вернул, собою стал,
Хотя жгло сердце и душою
Роман я клял греша судьбою!
— О как же исстрадался ты!
За что нам всем такие муки?
О Боже! Нам бы в твои руки
Попасть и благостно уснуть!
Я представляю, пережил
Ты святотатсво, и достоин
Иной жизни, благо какое,
Что мы тут вместе и в покое!
Поклонимся в Риме мощам,
И бабушке поклон воздам,
Найдём её прах на погосте,
Зайдём в склеп вроде как бы в гости.
В покое внучка Ломоносова,
Навеки мать моя беззлобная
Там упокоилась безгрешно,
Почёт ей, память безутешно.