* * *
Входит лето в горячую силу,
в золотую исконную суть.
Нас кормящее небо носило
на руках. И молочную грудь
отдавало в сыновние губы,
во птенцово пунцовые рты.
И, как нежные горны и трубы,
раскрывались под солнцем цветы.
Глины плоть, умягчённая млеком,
оживлённая красным вином. -
Будешь веком, челом, человеком
на небесном наречье родном.
Материнское небо июня,
для и полня высотную суть -
на коне ли ты иль накануне -
окликает:"Воистину будь!"
Запах
Бормотун, домовик неказистый,
скособоченный временем том...
Эта книга из рук букиниста
пахнет давним чужим табаком.
Нет, былое в потёртой обложке
я недаром сегодня раскрыл.-
Горьковато-пахучие крошки
встрепенули молекулы крыл.
Чей-то взор, настигающий, смелый,
меткой искрою брызнул в меня,
штрих-пунктирною ниткою белой
дёрнул зуб из молочного дня...
В этом сне моя кожа упруга,
там опять наяву я смеюсь,
ни кривого порочного круга,
ни своей прямоты не боюсь.
Та же нитка на шею надета -
с белым кремнем, омытым в реке.
Налегке беспредельное лето,
бесконечная жизнь - налегке!
Свет веранды. И деда приятель
тем же, давним, горчит табаком...
Вишни красные, белая скатерть.
И лимонница под потолком...