Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,
Ехал поезд запоздалый...
"Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,
Ехал поезд запоздалый...
Шпалы рвало и ломало,
Рельсы выгнуло дугой.
Не могли сыскать фашиста,
Удирал куда-то быстро,
Пропадал на поле чистом,
Как в снегу снежок тугой.
Ниже Ила - рельсы, шпалы...
Ищем клятый плуг устало -
Немца словно не бывало,
Тенью в поле - штурмовик.
Солнце начало паденье,
Всё длинней деревьев тени,
Паровоз - не приведенье...
Покажись, хотя б на миг!
Почему сместились шпалы?
И на снежном покрывале
Замелькала и пропала
Паровоза злая тень.
Рельсов лента - вдоль по крыше,
Значит, всем, кто немца выше,
Фриц, невидим и неслышен,
Тень наводит на плетень.
Разворот! Пошла работа:
Пушка, пара пулеметов...
Немцу тоже жить охота -
То вперёд, то тормозит.
Но и мы не лыком шиты:
Пар пустил котёл пробитый,
И эрэсами накрытый,
Паровоз врага горит".
______________________________
Отступая, фашисты оставляли страшные следы варварских разрушений: сожженные города и села, разрушенные фабрики и заводы. Особенно старательно, с немецкой педантичностью, разрушались железнодорожные станции, разъезды. Чтобы замедлить продвижение стремительно наступавших им на пятки советских войск, отступая, они взрывали, уничтожали за собой мосты и даже корежили пути, сконструировав для этого специальную технику, в частности, нечто подобное огромному двухлемешному плугу. Мне уже довелось этот агрегат видеть в действии. Пролетая между поселками, я засекал стальные нити рельсов. Когда возвращались, они уже не блестели на солнце, их не было. Исчезали. Удивившись, я пролетел еще раз и увидел паровоз, за которым тянулось что-то вроде здорового плуга, который и корежил пути. Рельсы свивались в кольца. Я прикинул скорость продвижения паровоза и подсчитал, что за час он может вывести из строя до трех километров пути.
Пролетая над тем же квадратом на следующий день, я того самого паровоза не увидел. Не обнаружил до следующего разъезда. Пролетел над разрушенной линией еще раз и опять безрезультатно. На оставшихся целыми участках путей стояли вагоны, паровозы, а того, с «плугом», не было.
Между тем, о губительных действиях агрегата-разрушителя уже знали и говорили в штабах. Дошли донесения и до командующего нашим фронтом. А ему вести наступление, перебрасывать при этом надо и боепитание и все, что нужно на войне. На чем же перебрасывать, если пути разворочены?!
— Уничтожить агрегат немедленно! — последовал приказ.
Я снова и снова вылетаю на разведку, ищу паровоз на всех полустанках, разъездах, между вагонами. В полетах, попутно, собрал данные о позициях немцев, сфотографировал расположение артиллерийских батарей, врытых в землю танков. Паровоза не было...
Я уже возвращался из последнего в этот день полета, когда неожиданно заметил внизу странную движущуюся тень. Именно тень. В лучах заходящего солнца двигалось что-то непонятное, большое, уродливое. Рядом — такая же огромная и уродливая тень, отчетливо обозначавшаяся на снегу. Резко снизился, и только тут увидел, догадался — движущееся сооружение и есть тот самый паровоз-разрушитель. Агрегат был хитро закамуфлирован. Сверху на нем была смонтирована площадка-макет, на ней — снег, комья земли и кусты, благодаря чему он сливался со снежным ландшафтом.
Доложил на КП об обнаруженном агрегате, получил «добро» на атаку.
— Теперь ты от меня не уйдешь! — кричу я. — Захожу сбоку, беру паровоз в прицел, атакую. Впустую. Машинист резко дает ход — и мои снаряды идут мимо. Атакую вновь, и вновь безрезультатно. Чувствую, что в будке паровоза сидит опытный человек, следящий за каждым моим движением.
Необычайный поединок паровоза с самолетом длился около пятнадцати минут. Наконец, снаряд попал в котел. Облако пара поднялось метров на двадцать, паровоз остановился. Я зашел сбоку, прошил его очередями из пушек и пулеметов. Развернулся и, зайдя с другой стороны, в упор выпустил реактивные снаряды. Паровоз превратился в груду металла. Делаю круг, убеждаюсь, что я сработал чисто, фотографирую и лечу домой.
Бегельдинов Талгат Якубекович, "Пике в бессмертие".