Никому из нас не стоило говорить. Разрослась полынь, да слишком горька на вкус. Ничего во мне давно уже не горит, ну и пусть, моя хорошая, ну и пусть. Посадила в осень ворона на плечо – смоляным крылом блестящим поймал лучи. Моя мысль в последний раз по тебе течет, после – ляжет на задворках и замолчит. Смотрит пустошь черноокая – голь и гарь, да остывший пепел ветром легко кружим. Я пишу тебе сейчас, и моя рука, словно судорогой проклятая, дрожит. Но не думай, будто это какой-то знак, словно ты еще весома в моей судьбе. В ней придут места для многих, но только знай – ни одно из них не отведено тебе. Не хочу казаться слишком жестокой, нет, может, я и рефлексирую по ночам – просто быть с тобою слишком взросло в цене, коль берется за валюту моя печаль, а вот это жутко смахивает на то, что из нас одной придется платить сполна...
Так что я сейчас довольствуюсь пустотой. Ты сама меня направила.
Ты сама.