Бесцельно шатаясь по городу,
я вновь пересек канал
по красному мосту,
пока дождь не спеша нарастал,
неся с собою под сердцем
камень чувства, странный и призрачный,
будто все внутри перемешано
бессмысленно.
Оказавшись на окраине города,
я, сгорбившись, зашагал,
прошмыгнув мимо старого дома,
каких полнился этот квартал.
Он был некогда очень красивым,
но потом, разорившись, прогнил,
и тогда растащили вандалы
из него все от мебели и картин
до уже пожелтевших обоев,
давно треснувших половиц.
И этот дом посмотрел мне в след
пустыми глазницами окон
со взглядом немым и холодным,
как висельник, стоя на плахе,
нелепо разинув настежь
меж щек, исхудавших и треснувших
во всем этом будничном крахе,
смольную пещеру подъезда.
Там, в самой ее пучине,
болезненно-желтые дети
укрылись средь стен коридоров,
укутавшись их штукатуркой,
прильнув к материнской груди
сухого котла отопленья;
где у самого входа в нее,
похабно виляя задом,
хохочет хмельная кокетка,
одетая в красное платье.
В тот момент мне до жженья в груди
стало жалко детей-беспризорников,
ведь не могут они, как я,
сорваться и улететь вдаль облаком,
ведь их в этой огромной стране,
на сотни попов несмотря,
пока что готова принять
только сырая земля.
И тогда же мне сделалось гнусно,
когда понял, что их заставили
встать перед выбором: либо сгнить,
либо кровью окраситься в алое.
Но по-настоящему я боялся
не столько за бедных детей,
сколько за пьяную шлюху,
заметив городовых,
что повсюду стянулись с округи,
возносясь клещами над ней,
чтобы схватить ее,
урвать
и заткнуть,
возвращая террор тишины
над взмыленной лошадью улицы.
Я шел все быстрей и быстрей,
стремясь потерять из виду
этот страшный трущоб портрет,
срезая свой путь закоулками,
чтоб выйти как можно скорей
на многолюдную площадь.
Повсюду неоновым светом
мелькают вывески баров, кафе,
в подворотнях видны силуэты
мертвецки пьяных или просто мертвых,
здесь в ночном воздухе запутались друг в друге,
став чем-то неразделимым,
звуки пьяного хохота, рева моторов,
пустой болтовни и дождя,
все стремительнее перерастающего
в оглушительно-звонкий ливень.
Дождь.
Дождь.
Дождь.
Дождь жжет мне кожу
и я, уже ничего не понимая, просто бегу,
проскальзывая мимо прохожих,
будто в лихорадочном бреду,
унося с собою под сердцем
уверенное чувство того,
как меня кто-то гонит
или словно кто-то бежит за мной.
29 июня 2016 года