Встанет июнь меж былым и грядущим,
позарастут все начала-концы...
В лиственной давке, в подветренной куще
шарят ветвями деревья-слепцы.
Щупают воздух согбенные старцы,
словно остались без поводыря.
Не разбрестись им и не перебраться
через овраг на простор пустыря.
Так из Господнего лета не выпасть -
свет ослепляет, дурманит пыльца.
Что ж, дотолкут свой пожизненный выпас
в мудрой неволе жнеца и косца.
Ноет спина. И нелепа свобода
от злободневности нынешних гроз.
Видишь, на Млечном Пути огорода
вызрели зёрнышки утренних рос.
Этой поры благодатная несыть -
не отмахнёшься - все буки забьёт.
Там уж, глядишь, нашинковывать, резать,
что затучнело, приходит черёд.
Снова по кругу... И вслед за сиренью
грянет эпоха цветения лип,
дождь пробежит, поспевая к Успенью,
и не заметишь прощания всхлип.
* * *
Как быстро проходят июньские долгие дни
в рассеянной вере, что вовсе заката не ждётся.
Как быстро, родная!.. Немерянной жизни сродни -
всё длилось сиянье, и вот уже падает солнце.
Чем больше обещано, тем неожиданней тьма.
И с озера бездною тянет - не в игры играем.
О, нежити тина!.. И если не сходим с ума,
знать, мудро смирились иль верим - есть что-то за краем.
Туда, неземным становясь, растекается свет,
и смертному зренью его перенесть нету мочи.
Но вере в поддержку есть вечности краткой просвет -
есть земли иные, июни и белые ночи.