Я лелею в ладонях обломки спички,
Ветер с воем стучится ко мне в окно.
Просыпаться в шесть тридцать - уже привычка,
И не спрятаться, и не залечь на дно.
По ту сторону мира бушует вьюга,
Я сижу в тишине, а в душе - весна.
И что может спасти от разлуки с другом,
Как не книга, ведущая в небеса?
Мне - шагая по лестницам ровных строчек,
Подниматься в поющие облака,
Замирать осторожно на месте точек
И - срываться орлицею свысока.
Мне - сплетать воедино твои виденья,
Растолковывать их золотой узор,
Мне - скользить за тобой невесомой тенью,
Незаметно на свой восходя костёр.
Мне - кружиться одной в танце белой вьюги,
Выводить на стекле силуэты слов
И немного совсем ослаблять подпруги
Большеглазым коням из других миров.
Утопать в синеве и звенеть ветрами,
Возрождаться клинком или лирой петь.
Растворившись во тьме, прорастать цветами;
А тебе остаётся гореть, гореть...
Я сжимаю в ладонях обломки спички,
За спиной истлевает постылый мир.
Просыпаться в шесть тридцать - уже привычка,
Хоть и свержен последний давно кумир.
Если снова в душе застонало пламя,
Значит, время прощаться пришло почти.
Мне пора становиться под чьё-то знамя.
Обещаю вернуться, но ты не жди.
Потому, что мне с хрустом ломают кости
Те слова, что не сказаны и не мной.
Потому, что во мне нет ни капли злости
На того, кто... а впрочем... ты лучше спой.
О ветрах и закатах, о поле маковом,
О Хароне, купившем себе свирель,
И пусть песня твоя станет самой знаковой
Среди тех, что случалось услышать мне.
Пусть травой зарастает тропа заветная,
Ураганом легенды уносит прочь.
Увлекает меня голубой каретою
В непроглядную, гордую, злую ночь.